Выбрать главу

Лем Станислав

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ

1. У нас есть Интернет и другие информационные сети с уже глобальным охватом. У нас есть их «узлы» — компьютеры самого последнего поколения, например, Intel Teraflop, которые выполняют биллион (по американскому счёту триллион) операций в секунду. Чемпион мира по шахматам был и будет битым. Это вполне несомненно. Так как, однако, высечь не единого следа интеллекта из компьютера (т. е. создать интеллектуальные программы) всё ещё не удалось, специалисты стараются этот существенный недостаток как-то заместить. И, таким образом, возникают подсистемы для классифицирования данных, для распознавания их хотя бы по синтаксису, раз пространство значений (n-мерная семантика) остаётся чаще всего недоступным; мы имеем серверы, провайдеры, браузеры, которые делают возможным сёрфинг в любой сети, имеем даже устройства, которые должны препятствовать доступу малолетних пользователей к тому, что является (или по местным нормам должно быть) неприличным или непристойным. Конгресс США принял «INDECENCY ACT» (Закон о непристойности), закон, объявляющий наказуемыми всякого рода непристойности, а говоря точнее — ПОРНОГРАФИЮ, но Верховный Суд признал этот закон недопустимым, так как он противоречит первой поправке к Конституции Соединённых Штатов (First Amendment), обеспечивающей полную свободу слова и изображений. Я — за этот закон, хотя очень хорошо отдаю себе отчёт в его небезопасных последствиях: если можно ВСЁ, то изображения и педофильские процедуры не ограничиваются, а они могут нанести юным умам значительный ущерб. Одновременно, однако же, я разделяю мнение одного американского публициста, который, будучи, видимо, рассержен неумолимой агрессивностью антипорнографов, написал, что ещё ни один типично порнографический текст или изображение не довели никого до смерти, не склонили к убийству, в то время как очень явно к актам насилия и преступлениям склоняют 90 % всех мировых телепередач. Благодаря телевидению уже повсеместно известно, как следует (можно) людей (лучше всего детей, женщин) похищать, связывать, эффективно держать в заточении, финансово на этом наживаться, бить, пытать, кидать людей в ужасные катастрофы, связанные с огнём, эпидемиями, водой, расставлять на них ловушки, показывать в разных зрелищах, что преступниками и похитителями бывают также судьи, полицейские, шерифы; прекрасные и как будто невинные девушки обучат пользованию оружием, наручниками, пуленепробиваемыми жилетами — я считаю всё это вместе также НАСТОЯЩЕЙ ПОРНОГРАФИЕЙ, и нет на неё никакого закона, и ничего с ней не поделаешь. Но я говорил об этом «исключительно мимоходом»…

2. В шестидесятые годы, когда молодая КИБЕРНЕТИКА считалась «буржуазной лженаукой», я бывал в советской Москве, где участвовал в беседах с самыми серьёзными учёными, вынужденными в то время тайком заниматься кибернетикой. Такое запрещение кибернетики меня не огорчало, потому что я понимал, что, если она будет неизменно запрещена в Советах, то это, без сомнения, ускорит их глобальное поражение, не только в сфере военного соревнования, но и в астронавтике русским остались бы только заклёпки. В то время там, где кибернетика могла свободно развиваться (например, в США или во Франции), как и там, где она считалась «подрывной деятельностью», повсюду господствовала уверенность, что её развитие ДОЛЖНО привести к созданию конструкций, которые будут мыслить и соображать, то есть, короче говоря к AI (Artificial Intelligence — Искусственный Интеллект). Уже в то время были скептики, как, например, братья Дрейфус (Dreyfus), и даже такие, которые несколько позднее осмелились сомневаться в безусловной справедливости «теста Тьюринга», то есть тезиса гласящего, что собеседник, который не будет знать говорит ли он с человеком или с машиной, предоставит нам доказательство того, что машина ведёт себя ТАКЖЕ интеллектуально, КАК человек. В настоящее время мы уже подобной уверенности вовсе не испытываем, несмотря на то, что машины, с которой удалось бы побеседовать на разнообразные темы, как не было, так до сих пор и нет.

3. В этой странной ситуации с точки зрения надежд, которые господствовали почти полвека тому назад, следует, как я полагаю, несколько повнимательнее присмотреться к области явлений, из которых искусственный интеллект должен был быть per analogiam (по аналогии) выведен. Для упорядочивания я разобью рассуждение на три части. А именно, primum comparationis (здесь — пунктом первым) будет оригинал для возможного копирования, то есть ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МОЗГ. Secundum comparationis (пунктом вторым) будут все центральные нервные системы животных, которые эволюционно предшествовали этому вышеназванному мозгу так, что его конструкция опирается (по крайней мере частично) на их принципы построения (я не буду, оговорюсь сразу, вступать на путь генной автоинженерии, потому что для того, чтобы об этом рассказать даже только в объёме доступного нам сегодня, весьма недостаточного, то есть НЕПОЛНОГО знания, потребовался бы целый толстый ТОМ). И наконец, tertium comparationis (пунктом третьим) будет просто «древо жизни» Линнея, в котором с самого начала, то есть от возникновения способных к обучению репликаторов типа ДНК, все началось. И это также, разумеется, в сильном сокращении. Весь мой, из-за ограниченности места сильно упрощённый, вывод происходит из того, что наивные инженеры, как, например, Эшби (Ashby) или Мак-Кей (McKay) (Джон фон Нейман уже тогда был более скептичен) считали, что явление, называемое интеллектом, «понимается посредством самого себя», а также полагали очевидной концепцию Алана Тьюринга: тот, кого не удаётся в беседе отличить от человека, eo ipso (тем самым) ЯВЛЯЕТСЯ равным человеку. Сомнительность этого положения даже им в голову не приходила.