Из оцепенения Скифа вывели слова Засечного:
— Командир, ты заснул или молишься?
— Тут теперь каждый сам себе командир. — Скиф налил в ладонь минералки и плеснул на горячий лоб. — Все под одним Богом ходим.
Услышав его последние слова, отец Мирослав повернулся к Скифу и недоверчиво покачал головой.
ГЛАВА 3
Развеселая гоп-компания в другой половине салона доходила до кондиции. Тамадой там был детина в красном пиджаке с мутным взором наркомана. На обтянутом розоватой кожей черепе во все стороны торчал желтый цыплячий пушок, такой нежный, что хотелось погладить. Девица во взбитой до самой задницы мини-юбке устроилась у него на коленях, жеманилась и тыкала наклеенным ноготком в сторону священника:
— Тото, он меня нервирует…
— Чего ради, ну?
— Грешить стыдно, — кокетливо спрятала лицо на его груди девка. — А еще пялится бесстыдно.
— Не гони волну на фраера, — осадил девку сосед белобрысого в черном широченном пиджаке — охранник по внешности. — Попам тоже кочерыжку попарить хочется.
— То-ото, пускай он слиняет отсюдова…
— Ты чо, со шкафа сдвинулась? Нынче не старый режим. Толик Походин к попам со всем почтением. Я каждый год на Пасху и под Рождество на церковь кусок солидный отваливаю.
— То-ото, по-африкански любить не буду!.. Белобрысый Тото нехотя развернулся мощным торсом к охраннику:
— Ну, достала мочалка… Бабахла, я за что тебе бабки плачу? Прыщавый Бабахла в ответ лишь вытаращил осоловелые глазки и выронил кусок селедки изо рта в бокал с шампанским. Второй охранник, тоже в черном пиджаке невообразимой ширины, задумчиво ковырял в носу, отчего ноздри у него вывернулись наружу.
— Ну? — переспросил Бабахла.
— Возьми сотку долларов у Хряка, дай попу — пусть уматывает из ресторана. Нинке дышать нечем.
Бабахла с видимой неохотой поднялся. Нацепил на бугристую рожу видимость невыразимой скуки и вальяжной походкой сделал три шага к столику, где сидели поп Мирослав и команда Скифа.
— Нам-то чо… Эта телка хвост задрала, блин. Канай отсюда, батя. Мы тебя не тронем.
Священник одними губами негромко прошептал:
— Не задирайтесь. Молча поднимаемся и уходим.
Он уже было приподнялся, но Скиф накрыл его руку своей ладонью, а к прыщавому громиле вежливо обратился:
— Слушай, дружбан… Мы вас не видели, вы нас тоже. Скиф тоже молча вытащил из кармана сотню долларов, вложил парню в руку и закрыл его толстую пятерню.
Тот с еще более брезгливым, чем ранее, выражением на лице пошевелил толстыми губами и толстыми, как блины, ушами:
— Не понял…
— Потом доберешь, — пообещал ему Засечный.
Скифу не удалось сдержать Засечного. Маленький колобок подкатился к Бабахле… и громила на заднице поехал в дальний конец прохода между столиками. Скиф молниеносно подхватил выпавший на пол из-под полы Бабахлы маленький автомат «узи», кошкой вскочил на стол и громко скомандовал:
— Всем — мордой на стол! Иначе в рай без пересадки. Священника вызывать уже не надо.
Хряк и Тото с поднятыми руками плюхнулись носом в столешницу, раскидывая столовые приборы. Девица с обиженно закушенными губками демонстративно взяла пульс на левой руке Тото и с вызовом заявила:
— У начальника повышенное давление. Я как его личная медсестра предупреждаю, что ему нельзя волноваться. Если его кондрашка хватит, отвечать будете вы, милые бандитики.
Засечный с ловкостью фокусника вынул у всех троих из-под мышек оружие и положил его на поднос выскочившему в салон официанту.
— Теперь нам не уйти спокойно, — с укором прошептал Скифу отец Мирослав.
Скиф не ответил. У него чуть выше бороды на скулах играли желваки. Карие глаза прищурились, образовав веер острых морщинок на висках. Кожа на выступавших скулах пожелтела. Перекинув автомат Засечному, он шагнул к столику противника и одним рывком откинул девицу в сторону от белобрысого главаря. Затем левой рукой обхватил его сзади за шею и, большим пальцем другой руки сильно надавив ему на сонную артерию, сказал хотя и сипловато, но твердо:
— Инцидент исчерпан… У защиты будут возражения?
Алексеев и отец Мирослав сидели белее снега, что проносился за темными окнами вагона-ресторана. Официант стоял навытяжку с подносом в руках, на котором громоздилась бандитская артиллерия. Ресторанный вышибала тянулся на цыпочках, чтобы получше разглядеть из-за спин поварихи и завпроизводством в белых крахмальных куртках церемонию подписания мирного договора.
Глаза толстяка в красном пиджаке вылезали из орбит. Слюни тихо сбегали с сочных губ в тарелку с лососиной.
— Скажи своим амбалам, что инцидент исчерпан… Кивни, если язык отнялся, — повторил Скиф после затянувшейся паузы.
Тото кивнул, как смог. Черные брюки из «мокрого шелка» с переливами потемнели между ног, материя потеряла прежний блеск.
— Ах, у него недержание мочи! Отпустите его, мальчики! — закричала медсестра, оправляя на себе сбитую юбчонку.
Скиф отпустил его, метнув острый взгляд на Засечного. Тот живо понял ситуацию. Забрал трофейное оружие с официантского подноса. Вытолкал взашей официантов и прочих зрителей в тамбур. Ключом, взятым со стола в купе завпроизводством, с двух сторон запер вагон на замок. Скиф налил две рюмки водки, одну поставил перед онемевшим противником. Чокнулся и, погладив белобрысого по цыплячьему пушку на голове, кожа под которым оттеняла цвет пиджака хозяина, оставил его в покое. Меддевка, придя в себя, стала прикладывать к голове подопечного пациента мокрое полотенце. Охранники Хряк и Бабахла начали приводить в порядок забрызганные соусом лацканы черных пиджаков.
Прыщавый толстоухий Бабахла еще держался молодцом, а Хряк, утирая ресторанной скатертью кровь с толстого носа, недовольно сопел.
— Падла буду, — с хлюпаньем прошептал он белобрысому Тото, — не затирай фраера. Я про него сказку знаю.
Минут на пять в вагоне-ресторане воцарилась гробовая тишина. Только торопливыми толчками стучали колеса и ветер размазывал по темным окнам снежную заметь. На всех нашел зверский аппетит, только звенькали вилки по тарелкам. Лица у отца Мирослава и у Алексеева были бледными. У попа на щеках и носу проступили прожилки, у Алексеева лоб и щеки серели, как оберточная бумага.
— Сколько лет вы не были дома? — спросил Скифа поп, почти не шевеля губами.
— Я с десяток, а Засечный и того больше.
— А я пять, — печально добавил Алексеев.
— Меня не предупредили об этом, — покачал головой Мирослав.
Скиф исподлобья вглядывался в голубые прозрачные глаза попа, казалось, такие простые и доверчивые.
— Кто предупреждал? Тебе нас передали те хохлы из Львова?
— Не знаю я никаких хохлов, только послушайте меня: нам не проснуться завтра живыми, если вы не смирите свою неуемную гордыню. Теперь ни одного слова, ни одного движения без моего благословения… Вот ты, воитель славы, — сказал он Скифу еле слышно, — верни врагам оружие. Можно без патронов. Пригласи верховода к нам за стол. Разговаривать с ним буду я. Вы ж не сводите с них глаз и, ради бога, молчите, заклинаю вас.
За столом противника тоже шушукались так, что от натужного шепота бритые загривки вспотели. Медсестра вынула из своего саквояжа набор для инъекции, подготовила шприц и ввела белобрысому Тото, вероятно, наркотик.
— А мне ширнуться за баксы можно, Нинк, а Нинк? — с готовностью засучил левый рукав Хряк.
— Ты меня охраняй как следует. Когда выгоню, тогда хоть до отруба заширяйся, — оборвал его разомлевший под кайфом Тото.
На переговоры согласились охотно. Белобрысый Тото снял с головы мокрое полотенце, осторожно присел напротив попа и демонстративно приложился к ручке батюшки. Тот осенил его крестом. Охранники с медсестрой и команда Скифа стали каждый по свою сторону у стола. Засечный молча протянул им назад два трофейных пистолета и автомат с игрушечным стволом.
Поп постучал костяшками пальцев по столу и приступил к переговорам. Никто из соседей по столу не узнал бы в нем сейчас того, с кем они только что разговаривали.