— Извините, Ольга Викторовна, вопрос, вероятно, личного порядка… У вас есть какие-нибудь сведения о вашем бывшем муже, Скворцове Игоре Федоровиче, Скифе?
— Скиф погиб в Сербии.
— Погиб? Вы уверены?
— Я узнала об этом два года назад.
— Странно, — Шведов привстал со стула. — А по моим сведениям, год назад Скиф получил звание полковника сербской армии.
— Что вам и сказать, — смутилась Ольга. — Если бы Скиф был жив, может, того… — она кивнула на окно, за которым все еще дымилась изуродованная взрывом машина. — Может быть, того и не случилось бы… И если он жив, глупо думать, что Скиф стал бы таким образом мстить мне.
— Вы меня не так поняли, Ольга Викторовна. — Шведов отвернулся к окну. — В Афганистане Скиф спас мне жизнь.
— Мне тоже, — кивнула Ольга.
— Я слышал об этой истории. А если все же Скиф жив?..
— Я бы порадовалась за нашу с ним дочь. Извините, у меня раскалывается голова.
— Мои люди доставят вас домой.
— В этом нет необходимости. — Ольга кивнула за окно. — За мной приехал муж, Серафим Мучник, которым вы только что интересовались.
Стоя у окна, полковник Шведов наблюдал, как здоровенный толстяк в длинном черном пальто от Версаче, путаясь в полах, бестолково суетился, усаживая Ольгу в молочно-белый «Мерседес-600».
— Красиво жить не запретишь! — кинул вслед «Мерседесу» вошедший в комнату майор Кулемза и добавил, зло усмехнувшись: — Бандиты живут красиво, но — недолго. Я о муже Коробовой. Господин Мучник, по лагерной кликухе — Сима Косоротая. Два срока тянул… А глянь, какую паву отхватил при его-то склонностях…
— За склонности ныне не судят, — остудил его Шведов. — Что-нибудь по делу надыбал?..
Кулемза, не доверяющий никому и ничему, выразительно показал Шведову на потолок и телефоны. Шведов понимающе кивнул.
На улице, по пути к машине, Кулемза сообщил:
— Почти ничего не надыбал… Но вот компаньоны по бизнесу у нее… Ну, Мучник ладно, муж. А Анатолий Походин, сын того нашего Походина. Хоть срок еще не тянул, а личность, я тебе скажу, — пальцы веером и весь такой уж понтовый из себя… Да и сам генерал, папаша его, каким-то боком на фирму завязан. Кстати, в Цюрих Коробова вместе с ним летала.
— Точно? — впился в него взглядом Шведов.
— У них в самолете даже места рядом были. Странно другое: собиралась Коробова, судя по обратному билету, провести в Альпах неделю, а вернулась почему-то кружным путем через три дня. И одна, без Походина.
— Едем к Инквизитору! — подумав, сказал Шведов.
…Генерал-лейтенант ФСБ Дьяков, по прозвищу Инквизитор, молча выслушал доклад полковника Шведова о неудавшемся покушении на тележурналистку Коробову и задумчиво прошелся по кабинету. В прямой спине генерала, в его волевом, вскинутом вверх подбородке чувствовалась военная косточка. В то же время в плавных кошачьих движениях, в его неторопливых жестах и особенно в темных непроницаемых глазах было что-то от матерого хищника, в любой миг готового к отражению агрессии и к стремительному нападению.
— Твои соображения, полковник, по этому делу? — наконец повернулся он всем корпусом к Шведову.
— Радиоуправляемая мина на двести грамм в тротиловом эквиваленте, — четко отрапортовал Шведов. — И тем не менее, похоже, Коробову не хотели убивать, товарищ генерал…
— Сказал «а», говори «б», — тихим, но властным голосом сказал тот.
— Хотели пугануть грохотом, может, предупредить от какого-то ее шага…
— Основания для такой версии?
— Я спросил себя: а почему было не снять Коробову снайперу из какой-нибудь припаркованной у телецентра машины, а их там сотни. Пространство ровное, хорошо просматриваемое. Вероятность попадания для профессионала стопроцентная, и шума никакого.
— И это все? — строго посмотрел на Шведова Инквизитор. — Хило, полковник!
— Не все, товарищ генерал, — возразил тот. — Запугивание с громыханием — из арсенала Фармазона…
Фармазоном только в своем кругу они называли Походина.
— Это серьезней, — качнул подбородком Дьяков. — Думаешь, у Фармазона появились веские причины для подобного риска?
— Все может быть, — пожал плечами Шведов. Инквизитор бросил на Шведова короткий взгляд и зашагал по кабинету. Минуты через две он остановился, затем подошел вплотную к нему и тихо сказал:
— Под «зонтиком» дело о покушении на журналистку, отложи все текущие дела и осторожно копни его. Но… но главное — мне нужна информация о цели визита Коробовой и Фармазона к Питону в Цюрих.
Питоном окрестил Виктора Коробова лично Инквизитор еще десять лет назад за его умение «заглатывать» свои жертвы целиком и умело уползать от возмездия за черные дела, которые он, Дьяков, кропотливо распутывает все эти десять лет.
Увидев хмурое лицо Шведова, Инквизитор спросил:
— Не любишь копаться в семейном грязном белье, полковник?
— Признаться, да, товарищ генерал. Мне кажется, лучше копнуть сделки Коробовой. До ее папаши Питона в Швейцарии нам не дотянуться, а тратить время на его семейные отношения с дочерью и Фармазоном…
Инквизитор чему-то усмехнулся одними своими непроницаемыми глазами.
— Англичане говорят: «В каждом доме есть свой скелет в семейном шкафу», — сказал он и добавил вполголоса: — Мне нужно знать все про скелет в шкафу Питона. Мои люди в Швейцарии, разумеется, заглянут в его дом, но ты постарайся открыть мне его семейный шкаф здесь, в Москве. Но открыть абсолютно без скрипа… Иначе таких полканов спустят, что на нас никто не поставит и ломаного гроша.
— Понял, Егор Иванович, — кивнул Шведов. — Через Фармазона и Коробову…
— Люблю понятливых!..
— Разрешите вопрос, Егор Иванович?..
— Разрешаю.
— А если эта версия тупиковая?
Инквизитор чему-то затаенно усмехнулся и показал на дверь.
После ухода полковника Шведова он достал из сейфа тоненькую папку без номера, с одной лишь надписью от руки: «Совершенно секретно. Дело Питона». Начато десятого января 1985 года. Более десяти лет назад схватку с Питоном Инквизитор проиграл, и не в том было дело, что он не любил проигрывать. Инквизитор твердо знал, что несвершившееся возмездие даже одному высокопоставленному преступнику развращает все общество в целом. Поэтому момента, когда под благовидным предлогом появится шанс добраться до бывшего функционера ЦК КПСС Виктора Коробова, жирующего ныне в Швейцарии, Инквизитор ждал все эти годы. И вот теперь, кажется, забрезжил шанс…
— Но Шведов прав, — охладил он себя. — Вот если бы удалось выманить Питона в Россию, было бы о чем поговорить нам с ним в Лефортовском СИЗО. Но осторожен, змей, знает, что я каждый шаг его пасу.
Пробежав глазами содержимое нескольких листков из папки, Инквизитор потер ладонью в области сердца и трясущимися руками открыл коробочку с валидолом. Сунув таблетку под язык, он подождал, когда боль отпустит, и снова склонился над папкой…
Прочитав последний листок, Инквизитор подошел к окну и долго смотрел на копошащийся в предзимних сумерках человеческий муравейник. Там, в этих угрюмых домах, уходящих в серое небо, криком кричит от страшных унижений, голода и холода человеческая плоть. Там умирают ограбленные больным шизофренией государством никому не нужные старики и старухи, ночуют в подвалах и на вокзалах брошенные нищими родителями дети. Там роятся стаи бандитских группировок, расплодившихся на их слезах, как мухи в жаркое лето, и бандитской масти чиновники — мздоимцы и казнокрады. И те и другие теперь рвутся к власти, чтобы, как упыри, сосать из народа последние соки без страха возмездия за дела свои черные. Там шныряют по улицам наркоманы, сутенеры и проститутки, ставшие ими по вине бездарных и алчных правителей. Цена человеческой жизни стала там — копейка.
«Прошлое стреляет прямой наводкой из пушек в день сегодняшний, — подумал Инквизитор. — Но надо ли стрелять из пушек в прошлое? — задал он вопрос себе. — Может, пусть жируют Питоны и Фармазоны?.. Может, они и впрямь — соль нашей несчастной, Богом проклятой земли? Как бы не так! — озлился на себя Инквизитор. — Упыри они болотные, опившиеся кровью и слезами людскими! Кол осиновый в их могилы, чтобы потомками были прокляты вовеки…»