Коробов поместил внучку в один из самых престижных пансионов и далее мало интересовался воспитанием ребенка. На просьбы Ольги и ее матери прислать Нику на каникулы в Москву он неизменно отвечал отказом и не разрешал Ольге часто навещать дочь в Швейцарии. Отдавая Нику отцу, Ольга знала, что тот ничего не делает без пользы для себя, но смысл его поступка дошел до нее много позже — с помощью Ники в сделках с оружием держать строптивую дочь на коротком поводке.
Отношения между папашей Коробовым и его дочерью никогда не отличались особой теплотой, но черная кошка между ними пробежала, когда отец развелся с оставшейся в Москве без средств к существованию женой, матерью Ольги, и скоропалительно женился в Цюрихе на молоденькой секретарше из разорившейся вдрызг германской ветви остзейских баронов Унгерн фон Штернберг. На пятьдесят пятом году его жизни пухленькая немочка-баронесса одарила его наследником, нареченным Карлом в честь какого-то ее воинственного далекого предка.
«Интересно, в какую веру окрестишь, папашка, своего долгожданного наследника? — размышляла Ольга. — В лютеранскую, как у твоей немочки, или в нашу — православную?.. Впрочем; твоя вера, милый папочка, — доллары, фунты, марки… Ни богу свечка твоя вера, ни черту кочерга», — зло усмехнулась она.
На крестины пятилетнего потомка косопузых рязанских мужиков-лапотников и надменных прусских баронов папаша Коробов пригласил из России еще десятка два «новых русских», повязанных с ним узами более крепкими, чем толстые корабельные канаты. И не в тайном масонстве тут было дело.
Ольга отлично знала, что холеные господа, развалившиеся в креслах салона первого класса, именно ее отцу и тем, кто стоит рядом с ним, обязаны их нынешними финансово-промышленными пирамидами, группами, компаниями и концернами. Их сумасшедшими счетами в банках Европы и Америки. Их безвкусными, роскошно обставленными виллами и дворцами, разбросанными по нищим подмосковным весям.
Сидя безвылазно в Швейцарии и лишь время от времени покидая ее для чтения лекций по современной истории в университетах Старого и Нового Света, папаша Коробов и иже с ним именно через этих «новых русских» тайно и умело влияли на новейшую историю не такой уж далекой исторической родины.
Если кто-то из его клевретов проявлял строптивость и забывал, кому он обязан всем, чем владеет, то тогда… То тогда уставшие от криминального беспредела, царящего в стране, следователи по особо важным делам Генеральной прокуратуры России с тоской в глазах констатировали, что очередное громкое убийство, — по-видимому, заказное. Вероятно, оно связано с коммерческой деятельностью потерпевшего и выполнено на высочайшем профессиональном уровне…
Промелькнуло внизу затянутое легким золотистым туманом Цюрихское озеро, остались позади прильнувшие к подножью Цюрихберга кварталы богатых особняков, и «Боинг» мягко коснулся бетонной полосы аэропорта.
Прилетевших встречал седовласый мужчина спортивного телосложения с фарфоровой «американской» улыбкой на скуластом славянском лице — сам Коробов. Закончив объятия с «новыми русскими», он обворожительно улыбнулся стоящим в стороне дочери и Походину, показал им на автомобиль.
— Нашим друзьям приготовлены апартаменты в лучшем отеле Цюриха. Пусть они почувствуют Рай на Озере. Именно так называется отель, в котором они будут жить — «Эдем о Лак» («Edem au lac»), — сказал он. — Но любимую дочь и друга я забираю к себе. Фрау Эльза фон Унгерн-Коробофф и Карл Коробофф будут рады поупражняться в русском языке.
— Прошу прощения, папа, но я бы хотела поупражняться в русском языке со своей дочерью, — решительно заявила Ольга. — Думаю, для нас с Никой найдется хоть маленький кусочек рая в этом отеле?
Нахмурив лоб и поразмышляв несколько секунд, папаша Коробов опять обворожительно улыбнулся:
— О'кей! Я предвидел такое… Апартаменты в «Эдем о Лак» ждут вас. Машина за Вероникой уже ушла. Надеюсь, хозяин пансиона разрешит ей завтра присутствовать на церемонии крещения ее… ее… Ее, о, черт!..
— Ее дальнего родственника, — так же обворожительно улыбнувшись, подсказала Ольга.
Папаша Коробов, крутанув желваки по загорелым скулам, молча показал Походину на сиденье роскошного «Мерседеса».
«Стороны обменялись первыми взаимными ударами, и, кажется, мой удар точнее попал в цель, — вспомнив перекосившуюся физиономию отца, по дороге в отель подумала Ольга и рассмеялась. — Твоя школа — кушай, дорогой папуленька!..»
Разместившись в роскошных апартаментах отеля, Ольга наскоро привела себя в порядок и, договорившись с дежурным администратором, что Нику с бонной в ее отсутствие проводят в номер, бросилась в водоворот цюрихских улиц, сверкающих витринами роскошных магазинов, запруженных автомобилями и туристами со всего света. Она особенно любила правобережную часть города, так называемый Большой город, в котором сохранилось много следов старины, а отдельные кварталы имели не тронутый временем средневековый облик.
Выйдя на центральную магистраль Банхофштрассе, Ольга, забыв о времени, переходила из магазина в магазин, от витрины к витрине, не замечая следующих за ней на некотором расстоянии увешанных фотоаппаратами молодого человека и девушку и того, что по противоположной стороне улицы следовал автомобиль с затененными стеклами, из-за которых наблюдал за ней мужчина азиатского типа с коротко стриженной бородой и с платком, закрывающим шею.
Когда Ольга, перейдя улицу, остановилась у витрины с детскими игрушками, мужчина из автомобиля встал за ее спиной и, наклонившись к уху, спросил хриплым прерывистым голосом:
— Как поживаете, Ольга?
Обратился он к ней по-русски, но с заметным азиатским акцентом.
Ольга отстранилась. В любой стране встреча на улице бывших врагов — русских и афганцев — не сулит ничего хорошего, а в том, что жадно смотрящий на нее улыбающийся мужчина был афганец, она не сомневалась, несмотря на его модную европейскую одежду и изысканные манеры. Лицо с правильными чертами, правда, отвыкшее от сжигающего кожу афганского солнца, волосы с проседью, белозубая улыбка. Его можно было назвать красивым, если бы не жестокое выражение глубоко посаженных, черных как ночь миндалевидных глаз. Но Ольга не испугалась их. Они почему-то показались ей очень знакомыми. Увидев стоящих на углу двух полицейских, она еще более успокоилась и осторожно спросила:
— Мы знакомы?
— Почти десять лет, — прохрипел мужчина, зажав ладонью повязанную платком шею. — Афганистан. Лето восемьдесят шестого года.
— Я вас не понимаю…
Мужчина усмехнулся и кивнул на пакеты с ее покупками.
— Давайте, я вас подвезу к «Эдем о Лак». Кстати, я остановился в этом же отеле. Я знал, что вы прилетаете из России, и снял номер рядом с вашими апартаментами, — пояснил он в ответ на ее удивленный взгляд, чем еще больше заинтриговал Ольгу.
— Поедемте, — решительно сказала она, направляясь к машине. — А то я умру от любопытства. Кстати, воспитанные люди не забывают представиться даме.
— Хабибулла. Неужели вы меня не узнали?..
Не веря своим ушам, Ольга остановилась как вкопанная в двух шагах от машины.
— Я не сделаю вам ничего плохого, — взяв ее за руку, Хабибулла в ответ на затравленный взгляд Ольги рассмеялся хриплым, булькающим смехом. — Хвала Аллаху, я не оборотень и не посланец ада…
Взрывы и гортанные крики ворвались в тишину утра. Всадники Хабибуллы вихрем налетели на селение. Факелами вспыхнуло несколько шатров и глинобитных домишек. Застрочили пулеметы с БТРов, заблокировавших выход из селения в ущелье.
В ответ — ни выстрела. Объехав селение, всадники доложили Хабибулле:
— Никого нет!
— Кто-то предупредил их! Догнать! — вскричал тот в гневе и направил коня в сторону своих БТРов, к ущелью.