— Ответьте мне, пожалуйста, — спросил он Скифа, — как вас по имени-отчеству?
— Василий Петрович, владыко, — слегка поклонился Скиф.
— Василий Петрович, расскажите мне, как живется нашим единоверцам в Сербии.
— Трудно, но держатся они твердо.
— Трудно… — повторил архиерей и ненадолго примолк. Потом так же неторопливо вернулся к разговору: — А что им известно о тяготах нашей жизни?
— Совсем ничего. Они судят о нас по книгам и кинофильмам.
— Их церкви не пустуют?
— Все солдаты носят кресты. Убитых отпевают в церкви по канону. Православные праздники у них веселые, а их попы очень доступны для простого человека.
— Встречались ли вам греческие священники?
— Встречались миссионеры различных православных направлений. Сербы с ними нередко спорят. Я не понимаю так хорошо их язык, но сербы говорили, что греки якобы перешли на западный церковный календарь. Сами сербы нередко называют свой церковный уклад «русским» и большие надежды до сих пор связывают с Россией. Верят в православное славянское единство.
— Схожи ли серб и русский между собой?
— Чем-то схожи, чем-то нет. Серб не беден, крепок духом и честен. Наш человек…
— Спасибо, про нашего я знаю, — владыка приподнял указательный палец, останавливая Скифа. — А вам самому дана молитва?
— Нет. Я до сих пор не смею преступить порог церкви. Атеистическое воспитание удерживает меня.
Скиф мог поклясться, что при этих его словах архиерей вздрогнул и широко раскрыл глаза.
— Это не атеистическое воспитание накладывает запрет, Василий Петрович. Темная сила угнетает вас под веянием злого рока. У вас случаются психические припадки?
— Нет, но я вижу сны, которые сбываются.
Архиерей на этот раз даже откинулся на спинку кресла и чуть громче обычного спросил:
— Мирослав, ты с умыслом привел ко мне гостя?
— Нет, владыко, — поклонился отец Мирослав. — По зову сердца и души.
— Брось, сердца твоего я фонендоскопом не прослушивал. Представляю, какие там шумы. А душу ты свою губишь питием. У вас нет такой пагубной страсти?
— Пока не замечал.
— Не обижайтесь, в миру я был врачом-психотерапевтом. Кандидат медицинских наук. Я мог бы снять с вас грех провидчества медицинскими методами, но это подорвет ваше физическое здоровье.
— Так меня дьявол карает?
— Карает всегда Бог. Ищите Бога в себе, поверните внутренний взор к душе вашей. Она сама укажет путь к исцелению, а за ним путь к Богу. Если же вам или братьям вашим по оружию понадобится душевное отдохновение, мы всегда найдем для вас обитель.
— Благодарю вас, владыко.
— Церковь — дом Божий, а мы, клирики, только слуги в нем. Слуги бывают разные… Порой священнослужитель выступает на телевидении прислужником минутного фаворита власти, есть среди православного клира и открытые враги всего русского. У такого раба лукавого вы не встретите разумения. Бойтесь их гостеприимства, бойтесь таких русских.
— Все понятно, владыко. Мы никому не доверяем.
— Доверять-то надо… У поляка Мирослава душа чисто русская, а у иного чистокровного русака на уме лишь продать мать родную из корысти… Подойдите ко мне! — неожиданно властным голосом приказал владыка.
Он встал и протянул к Скифу руку. Тот неловко присел под благословение. Архиерей прочитал над ним краткую молитву и троекратно осенил крестом. Словно электрическим током пронзило Скифа сверху донизу. Он заставил себя поцеловать протянутую ему руку.
— Это ничего для первого раза. Это пройдет… Лишь бы не загасла в душе искорка веры.
На выходе из покоев им поясно поклонился прежний служка:
— Извольте в трапезную.
— Спасибо, я не голодный, — ответил Скиф, с отвращением вспоминая водку и мясо, которыми сегодня угощал Гамзат.
Но отец Мирослав привлек его к себе и прошептал на ухо: «Тут грешно отказываться. У владыки кормят каждого странника». Сам архиерей к ним на вечерю не вышел, так как собирался в дорогу, но через келаря прислал красной икры и очень свежий осетровый балык с наказом служке: только Скифу — пятница.
Перед сном в жарко натопленной избе Скиф снова просмотрел в теленовостях сюжет о покушении на Ольгу. Опять показали ее портрет, разбитый автомобиль и оторванные конечности водителя в крови на асфальте. Ему вспомнилась колбаса Гамзата, и он еле добежал в сенцах до помойного ведра, где его вывернуло наизнанку.
— Пятница, — пригорюнившись, напомнила ему хозяйка Марья Тимофеевна. — Надо было бы без маслица.
Всю ночь Скиф проспал под иконами на удивление спокойно, без снов. Наутро отец Мирослав наотрез отказался провожать его до вокзала на электричку.
— Я тебе уже не нужен, пусть тебя твой ангел-хранитель ведет. За Алексеева не бойся, приищу его в наших краях. И дам тебе весточку.
— Как ты найдешь меня?
— Бог не оставит меня несведущим.
— А где мне тебя искать, батюшка?
— У тебя в паспорте штамп с пропиской по моему адресу. А номер телефона я в него на бумажечке вложил.
Они троекратно расцеловались на прощание, а Марья Тимофеевна утерла уголком платка слезу, приговаривая:
— Ишь птица божия по зиме на весну распелась. К добру это, прости, Господи, за предсказание.