Молодая женщина поморщилась и сделала движение встать.
− Извини, я сегодня выиграл ведро вина на ярмарке, − доверительно сообщил я. – И потерял голову от везения, потому что сегодня, кажется, мой день.
Она поднялась, но не уходила.
− Как тебя зовут? Скажи, − упрашивал я, чувствуя, что не внушаю доверия. − Оставь хотя бы номер телефон.
− Меня зовут Юлия, а номера я не оставлю. Ты странный…
− Оста-а-авь. Оставь обязательно!
− Зачем?
− Я исполню любое твое желание, − твердо пообещал я. − Какое твое главное желание?
− Уехать в Париж.
− Считай, что ты уже там.
Она улыбнулась, вырвала из блокнота листок, написала номер и протянула.
− Вот, − сказала она. – Удачи.
И пошла.
Я смотрел вслед молодой женщине, видел, как качаются бедра, и влюблялся, влюблялся, словно падал на дно своего ведерка. Хотя, возможно, у меня просто крыша поехала от выпитого. Свернув за угол, я помочился и положил бумагу с номером поближе к сердцу. Потом, подумав, нежно потерся об неё х*ем и опять положил к сердцу. Вздохнул и так, оставшись с расстегнутыми штанами, припал к краю ведра, опустошив на четверть.
− Как не стыдно, молодой человек, − запричитал за спиной старческий голос.
− Мне стыдно, правда… Но сейчас я не человек.. Я рыба-анабас, пьяная-пьяная… − задумчиво проговорил я, застегивая ширинку,
Хлопнула дверь.
− Сумасшедший, − пожаловалась кому-то старушка.
У меня кольнуло в печени и я, не глянув в сторону недовольных жильцов, пошел дальше. Бухлишко сыграло злую шутку, мой корабль сходил с рельс, я шел на дно. Беспечная игра с Бахусом не проходит бесследно. Только в одном случае из ста угадываешь в своем отражении рога и хвост, в остальных тебя водят за нос до тех пор, пока не подвесят над пропастью, а потом прилетит большая птица и склюёт печень.
Начинало подташнивать. Срочно требовалось поделиться с кем-нибудь своим богатством. Кто угодно − лишь бы в компании, я был готов распивать вино с сатирами. И они не преминули появиться. Их было трое. Хитрецы знали, чем угодить, чтобы содержимое ведра перекочевало в их глотки.
Вино требует песен, и сатиры пели всё, что я хотел услышать. Они дружно затягивали песни о моряке на деревянной ноге, о сладкой Дженни. У них не возникло бы трудностей с репертуаром, попади они к эскимосам или на вечеринку в другую галактику. Сатиры играли в местном кабаке, имели человеческие имена, модные прически, перстни и серьги в ушах. Стоило им взяться за инструменты, как на слушателей нападало желание веселиться и прожигать жизнь.
В обнимку с сатирами я шел по городу, утверждая, что каждый имеет право сойти с ума, как ему заблагорассудиться.
− Еще глоток-другой и мы доберемся до тайников сознания, где хранится любовь ко всему сущему! Суть настоящей свободы! – вещал я.
Сатиры кивали, шарахались прохожие.
− Нам нечего скрывать, мы стали частью природы, − говорил я.
Сатиры громко смеялись.
− Кто сказал, что дни трубадура сочтены только потому, что он подставил свой парус под безрассудный пьяный ветер? – спрашивал я, теряя сознание.
− Никто так не скажет. Давай выпьем еще, − говорили сатиры где-то вдали.
− Где я? – очнулся я. − Ведро еще не опустело?
Мы валялись на лужайке в парке, а с нами еще две молодые женщины. Сатир подмигнул, схватил ведерко и исчез. Пока я судорожно курил сигарету, вспоминая, что же было − как мы здесь, он вернулся с полным ведерком вина.
Женщины захлопали в ладоши, одна из них обернулась ко мне и, хитро прищурившись, проговорила:
− Мы слышали, ты трубадур. Что-нибудь скажешь по этому поводу.
− Вина чрезмерно не бывает, пока хоть кто-то наливает, − сказал я и нырнул в ведро.
− Ты, наверное, много сочиняешь о любви? − спросила вторая женщина, когда я вынырнул.
− Да, − охотно поддержал я беседу. – Сочиняю я много. Но порой не разберешь, кто напевает в ухо ангел или демон. Впрочем, зеркало никогда не ищет нас, мы сами заглядываете туда, чтобы увидеть нечто похожее на правду.
Женщина с улыбкой покачала головой, давая понять, что не поняла моего бреда, и сказала:
− Что ж, раз тебя одолевают такие мысли, значит, ты что-то знаешь о жизни.
− Да нет, ни хрена я не знаю. Просто я псих, и гляжу на мир боковым зрением.
Эти слова не понравились женщине, она поморщилась.
− Но тебя я вижу хорошо, ты прекрасна, − добавил я.
Женщина улыбнулась. Хотя прекрасной она могла показаться только после доброго глотка вина.