Лишаев С. А. ЭСТЕТИКА ДРУГОГО: ЭСТЕТИЧЕСКОЕ РАСПОЛОЖЕНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Смысл эстетического анализа состоит в том, чтобы не мой (немой) опыт сделать моим, чтобы предоставить слово тому, что имеет место, но, лишенное имени, немотствует. Исследуя, выявляя, именуя, философ, как и художник, расширяет и углубляет нашу способность видеть, слышать и понимать. Чувство, переживание, настроение, расположение существуют для нас в меру их поименованности. Активное и сознательное отношение к эстетическому опыту возможно только в том случае, если он выделен из потока разнородных ощущений и переживаний и выражен в слове, просветлен смыслом, удержан понятием.
Ситуация в эстетике. Необходимость перемен в эстетике чаще всего связывают с неклассической ситуацией в искусстве. Представители академической эстетики испытывают беспокойство из-за всевозрастающего разрыва между имеющимися категориальными настройками мышления и новыми формами художественной деятельности, или, как принято выражаться сегодня, артпрактиками.
В ситуации хронического отставания от экспериментально-эстетических практик художественных авангардов XX—XXI веков за философской эстетикой прочно закрепилась репутация консервативной дисциплины. Пытаясь преодолеть падение интереса к эстетике, многие теоретики устремились в погоню за покинувшим убежище классических форм искусством. Однако тот, кто догоняет, мало чем может помочь тем, кто «делает искусство», и тем, кто профессионально занимается его изучением. По настоящему полезной для искусствоведов, литературоведов, культурологов и для людей искусства может быть только эстетика, рассматривающая художественные творения и жесты в максимально широком — философском — контексте.
Переосмысление классической эстетики (эстетики прекрасного), мотивированное желанием включить неклассические формы современного искусства в концептуальное пространство эстетической теории, накладывает на методологический поиск исследователей существенные ограничения, поскольку изначально ставит его в зависимость от старой эстетики, для которой характерно увязывание эстетического с художественным произведением как фиксированным результатом высокоспециализированной деятельности[1].
Традиция, в соответствии с которой в фокусе эстетического познания оказываются феномены, институционализированные как произведения искусства, непродуктивна для эстетики постклассической эпохи. Мы исходим из того, что, с одной стороны, в музее, на выставке, в книжном магазине встречается немало артефактов, не представляющих интереса с эстетической точки зрения, а с другой стороны, имеется немало феноменов, заслуживающих самого пристального внимания, но существующих по ту сторону традиционных форм художественного творчества.
Сегодня (впрочем, это «сегодня» началось еще «вчера», в XX веке) появилась возможность и одновременно потребность в том, чтобы эмансипировать эстетику от искусства, а искусство — от эстетики. Не отказывая искусству в особом отношении к эстетическому опыту, следует расстаться с застарелой привычкой оценивать эстетические феномены меркой, задаваемой художественным произведением.
Многие философы согласны с тем, что с эстетикой «надо что-то делать», что нужна новая эстетическая теория. Методологический плюрализм, характерный для философии последних десятилетий, может сыграть положительную роль в обновлении эстетической мысли только в том случае, если приведет к появлению новых подходов к осмыслению «эстетического» как предмета философской рефлексии. В любом случае, прежде чем приступить к анализу конкретных эстетических феноменов, следует определиться с тем, что понимается под «эстетическим» в данном исследовании. Для нас это понятие связано с концепцией онтологической эстетики (эстетики Другого). В эстетике Другого (в эстетике как феноменологии эстетических расположений) в центре внимания находится не искусство, а исследование многообразных форм эстетического опыта. Эстетическое переживание, возникающее по ходу художественно-эстетической деятельности, рассматривается как один из модусов этого опыта. Книга, которую держит в своих руках читатель, являет собой попытку применить идеи и методологические установки «Эстетики Другого»[2] к проблематике эстетической деятельности.
Классическая эстетика и эстетика Другого. В чем же состоит отличие феноменологии эстетических расположений (эстетики Другого) от классической эстетики? Для классической философии эстетическое — это предмет эстетического созерцания (прекрасная данность) и эстетическое чувство: предмет и чувство оказываются связаны друг с другом таким образом, что или субъект наделяет предмет эстетическим значением, или, наоборот, предмет обусловливает эстетический характер чувства. При этом само эстетическое событие, позволяющее нам апостериори определять вещи и чувства как эстетически значимые, в поле зрения классической философии и эстетики не попадет.
1
Эстетическое послание классики можно охарактеризовать следующим образом: 1) все, что относится к искусству, должно быть отнесено к области эстетического (это прямой смысл послания), 2) все, что может быть определено в качестве «эстетически значимого» (так называемое «эстетическое отношение»), не может выходить за границы, установленные теми категориями, которые обнаруживаются эстетической теорией в классическом искусстве (это его косвенный смысл, его подтекст). Для нас особенно важен второй, косвенный смысл эстетического послания классики. Хотя многие философы XVIII—XX веков и заговаривали об «эстетике природы», но на деле (в своей исследовательской практике, в конструировании системы эстетических понятий) чаще всего исходили из опыта искусства, а не из эстетического опыта в жизни вне искусства. Отождествление эстетического и художественного происходило даже тогда, когда философы сознательно ставили на первое место эстетику природы, как это сделал Кант в «Критике способности суждения». Эстетические чувства, которые Кант обнаруживает в актах восприятия природных феноменов, были хорошо известны эстетике как чувства, культивировавшиеся в художественной деятельности.