Предисловие
Предпосылки к этой книге следует искать в потребности заново открыть в размышлениях молодого Лукача о романе – зачастую несправедливо забытых или неверно понимаемых – возможность переосмысления предметов и вопросов великой и поразительной философской актуальности: как, например, отношение между смыслом и бессмысленностью, и между искусством и жизнью; предметов и вопросов, рассматриваемых не напрямую, а в перспективе публицистического и критического типа, избегающей каких бы то ни было претензий систематического и метафизического толка.
В книге излагается гипотеза, что великие романы, появившиеся с конца девятнадцатого по первую половину двадцатого века, в общих чертах сводятся к двум повествовательным направлениям, согласно которым развивается модернистский роман. Эта гипотеза делается на основании анализа Теории романа Лукача – уже потому, что именно в этой книге прослеживается, пусть и только намеченная, in nuce, идея о формировании этих двух направлений.
Для романов, принадлежащих первому направлению, которое я обозначил как «направление-Флобер», характерно присутствие элемента размышления и тема поисков смысла, или же целостности, внутри самого произведения. Романы, принадлежащие второму направлению, определённому мной как «направление-Достоевский», лишены этих элементов: в них не делается попыток преодолеть бессмысленность мира, и поскольку сама возможность отличить смысл от бессмысленности является бесполезной – поиск смысла понимается как задача, относящаяся к жизни в её контингентности.
Если элемент размышления, характерный для романов «направления-Флобер», стремится превратить эти романы в самые настоящие романы – вплоть до момента, когда они оборачиваются антироманами, – то отсутствие подобного элемента в произведениях, следующих «направлению-Достоевский», делает из них не-романы.
Кроме того, книга предлагает в качестве сравнения анализ размышлений других теорий о романе – в частности, Рикёра и Бахтина; однако, этот анализ не претендует на полноту, и более того, я признаю, что при обсуждении этих авторов в начале части, посвящённой «направлению-Флобер» и в части, посвящённой «направлению-Достоевский», некоторые аспекты их размышлений я рассмотрел ещё более радикально. Однако я точно так же убеждён, что именно некоторая радикализация часто позволяет пролить свет и взглянуть по-другому на ряд особенно плодотворных аспектов определённых размышлений.
Таким же образом, литературные труды, предлагаемые к прочтению, были отобраны по их показательности в отношении к вопросам и проблемам, выдвинутым в ходе анализа, который никаким образом не претендует на историческую и монографическую полноту.
Кроме того, я считаю нужным подчеркнуть, что в своём зрелом творчестве Лукач вновь обратится – уже с совершенно другим взглядом – к некоторым авторам, в молодые годы побудившим его к размышлениям, с тех пор значительно изменившимся. Эта работа во многом опирается именно на размышления молодого Лукача, и даже с какой-то точки зрения ими продиктована.
Для обзора современной литературы (который, впрочем, не входит в рамки этой книги) идея двух направлений может работать как многогранный ключ к пониманию – подумайте о творчестве Жоржа Переса с одной стороны и Томаса Бернхарда с другой, – однако, остаётся фактом, что такая идея не должна пониматься и применяться как жёсткая схема. Это подтверждает и тот случай, когда повествовательные формы находятся на пограничных между двумя направлениями территориях, представляя собой, в иных случаях, феномен взаимопроникновения, или периодического слияния: так, как происходит, например, в некоторых произведениях, в которых повествовательный элемент смешивается с потребностью привнести в жизнь задачу поиска смысла в бессмысленности.
Таким образом, будучи далёкой от попыток классифицировать и объяснять литературные произведения, отсылка к двум направлениям предполагает выявить внутри самих произведений те рамки, с помощью которых они рассматривают вопросы и проблемы, проходящие красной нитью через книгу: обнаружение смысла, временность, конечность, память.
Именно тема памяти может послужить примером различия между двумя направлениями романа: действительно, если в Поисках Пруста, которые целиком и полностью соответствуют флоберовскому «направлению», память означает преодоление конечности и бессмысленности мира в вечности произведения, у Достоевского не только не даётся такого преодоления, но наоборот – память выражает необходимость спасти от забвения те конечность и смертность, которые делают человека человеком.