Таким образом, как будет сказано в эссе о Гогене, – входящем в О бедности духа – искусство предлагает отечество, отечество кому бы то ни было, и однако таким образом, что именно его существование является доказательством невозможности какого-то «общего отечества», иными словами, культуры. В Теории романа же, как мы увидим, Лукачем принимается возможность культуры как исторической реальности прошлого (греческого характера) и как неопределённая утопия, проецированная в будущее. Место искусства, таким образом, находится в области напряжения между миром формы и миром жизни: произведение искусства как форма и композиция самым своим содержанием отсылает к жизни.
Потеря культуры, имманентности смысла в жизни требует философии, которая была бы не систематическим знанием, но рядом вопросов, и форма этих вопросов для Лукача – это форма эссе. Лукач признаёт произведение искусства как основной предмет эссе – потому что в нём нет ничего, что было бы «по ту сторону». Это платоники и мистики ищут то, что стоит «за пределами». По этой причине эссе, в отличие от науки и от систематической философии, не даёт определённых ответов, но ставит вопросы, выражая таким образом поиск смысла, который не был дан.
В эссе абсолют не может достигаться, но может только ожидаться; проблематика эссе, как например Теории романа, рождается из осознания непреодолимости раскола между смыслом и бессмысленностью. Отсюда следует антиромантизм Лукача, то есть отказ от любой попытки преодолеть конечное, отвергнуть бессмысленность.
2. Произведение как форма
Такие тематики встречаются в эссе о Кьеркегоре, не случайно озаглавленном Когда форма разбивается о скалы бытия. Для Кьеркегора, как и для немецких романтиков, жизнь и искусство – неразделимы. Он, как утверждает Лукач, смешивает поэзию и сиюминутную жизнь, пытаясь осуществить в жизни тот абсолют, который предназначен только для произведения. Отсюда следует неисполнимое желание, состоящее в применении к самой жизни принципов художественного созидания. И это – то значение, которое Лукач приписывает «поступку» Кьеркегора, разрыву помолвки с Региной Олсен. Таким образом, если «экзистенциальная ценность поступка» является «ценностью формы в жизни», и если «форма – это единственный путь к достижению абсолюта в жизни», то «только поступок выражает жизнь» (AF, 55). Поэтому, говорит Лукач, Кьеркегор «возводит всю свою жизнь на одном поступке» (там же). Поступок, в действительности, это «прыжок, с помощью которого душа… оставляет всегда относительные характеристики реальности и достигает вечной определённости форм… Поступок – это великий жизненный парадокс, поскольку в каждое мимолётное мгновение жизни замирает в её неподвижной вечности и становится в ней истинной реальностью» (AF, 56). Отсюда следует романтизация жизни у Кьеркегора и этот «поступок», который Лукач объясняет именно как попытку «поэтизировать жизнь» (AF, 58), подчинить жизнь эстетическому принципу. Тем не менее, заключает Лукач, любая попытка придать форму реальной жизни согласно критериям эстетического принципа и подчинить её ценности одного «поступка» неизбежно обречена на провал.
Точно так же и эссе о Новалисе, О романтической философии бытия, как и эссе о Кьеркегоре, затрагивает тему склонности «эстетизировать жизнь», жить согласно эстетическим принципам. Именно в этом смысле следует рассматривать противоречие между Гёте и романтиками – противоречие, которое навсегда станет одной из незыблемых позиций в эстетических убеждениях Лукача: в то время, как Новалис и романтики «пытались создать новый мир, в котором большой человек, поэт, нашёл бы отечество», Гёте находил своё отечество в современном мире (AF, 80). Именно здесь, продолжает Лукач, «точка, в которой дорога Гёте разошлась с дорогой романтизма» (AF, 81). Лукач таким образом выражает свою защиту завершённой формы, иронии Гёте по отношению к романтической утопии: Гёте живёт для своей работы, романтики же – для собственной реализации, смешивая таким образом искусство и жизнь, и если сила Гёте именно в разделении реальности искусства и реальности сиюминутной жизни, слабость романтизма в смешении одного и другого.