В таком случае реакция аппарата познания на предмет или представление его «предшествует [чувству] удовольствия от этого предмета и служит основанием этого удовольствия от гармонии познавательных способностей…» (5, 220). Как видим, при решении вопроса о детерминации эстетического чувства Кант отдает решающее предпочтение всеобщей социальной деятельности человека, каковой, безусловно, является процесс познания.
Рассматривая соотношение чисто личного удовольствия от непосредственного восприятия предметов (приятного) и эстетического удовольствия, возбуждаемого деятельностью способностей познания, Кант поставил первое в зависимость от второго. Но он не разрывал и не противопоставлял их как несовместимые, так как понимал, что человек обладает сложной, биосоциальной структурой, в которой биологическое начало хотя и подчинено его общественным функциям, тем не менее присутствует в качестве его необходимой основы. «Приятное ощущают и животные, лишенные разума; красоту — только люди, т. е. животные, по наделенные разумом, однако не только как разумные существа, как таковые (каковы, например, духи), но вместе с тем и как животные», — писал Кант (5, 211).
Вместе с тем немецкий философ понимал и обратную зависимость эстетического чувства от биологических потребностей человека. Имея в виду потребность в пище, он справедливо считал, что «только тогда, когда потребность удовлетворена, можно распознать, кто из многих имеет вкус и кто нет» (там же). Это положение, согласно которому возникновение эстетического восприятия и эстетической деятельности вообще возможно лишь на базе удовлетворения биологических потребностей человека, впоследствии было обосновано К. Марксом и развито к современной научной эстетике.
По какова, по Канту, функция эстетической деятельности, каковы причины ее возникновения? Это весьма важные вопросы, ибо ответ, данный на них Кантом, оставил заметный след в дальнейшем развитии мировой эстетической мысли.
Как известно, Кант не признавал никаких внешних целей эстетической деятельности человека и в то же время считал ее для всех необходимой. В этом — наиболее оригинальная черта эстетики немецкого мыслителя. «Целесообразность без цели»— этот смелый парадоксальный ответ на один из кардинальных вопросов эстетики на долгое время стал центральным вопросом многих последующих и современных зарубежных эстетических теорий. Но проследим ход рассуждений Канта при обосновании этого положения.
Поскольку эстетическое удовольствие, по Канту, свободно от всяких внешних интересов и не является сопутствующим компонентом познания или практических интересов, то единственной его целью может быть лишь оно само, «а именно [стремление] сохранить само это состояние представления и деятельность познавательных способностей без дальнейших намерений. Мы задерживаемся на рассмотрении прекрасного, так как это рассмотрение само себя усиливает и воспроизводит…» (5, 225).
Такое состояние эстетического созерцания возможно, по Канту, лишь при суждении о форме предметов, а в искусстве — при восприятии рисунка (в живописи) или при суждении о композиции (в музыке). Оно обусловлено природой способностей, участвующих в суждении вкуса, и находится в прямой зависимости от цели и механизма эстетической деятельности. Эстетическая деятельность, согласно Канту, это деятельность способностей познания без конкретной цели познания. Кант называет ее «закономерностью без закона», когда воображение свободно, ибо не подчиняется представлению предмета, а, наоборот, стимулируется им, и в то же время «само собой закономерно», ибо действует не в ущерб нормам рассудка, а в соответствии с ними. Рассудок же в ответ на это приходит в состояние свободной закономерности, пли, что одно и то же, в состояние целесообразности без цели, вернее, без внешней пели, так как именно его свободное, согласно своей структуре, функционирование возбуждает чувство удовольствия, которое, по Канту, и составляет истинную, внутреннюю цель эстетической деятельности.
Парадоксальность эстетической деятельности, по Канту, состоит в том, что она пользуется познавательными способностями, но меняет их характеристики почти на обратные: продуктивное воображение здесь становится закономерным, так как оно согласуется с рассудком, дающим законы, а рассудок — свободным, так как он не ограничен каким-либо определенным понятием. Это происходит, по Канту, потому, что и в эстетической и в познавательной деятельности участвуют одни и те же способности, хотя и с различной целью. Если в познании целью является предмет и его свойства, то в эстетической деятельности — субъект и его чувства.