«Ночью глубокой пустынно и чисто,
Ярко луна осветила террасу.
Ветер чуть-чуть шевелит мне одежду,
Полог простой выс око подобран.
Кубок наполнен вином превосходным,
Только мне не с кем делить мою радость.
Циньмой певучий со мной неразлучно,
Жалко, что ныне играть на нем не с кем,
Взор подымаю, тоскую о друге,
Благоуханном, как цвет орхидеи…
Нет человека прекрасного рядом –
Разве же можно теперь не вздыхать мне?»
(Цзи Кан. Дар сюцаю, уходящему в поход.
Стихотворение 15, пер. В.Рогова [БВЛ, т.16, с.210])
О императоре Фэй-ди (449-465) см. (Ван Гулик, гл.5 [Ван Гулик 2004, с.151]).
конец приложений
Вместо эпилога
В апреле 1300 г. величайший путешественник всех времен Данте Алигьери, ведомый бисексуалом Вергилием, спустившись в Ад, в третьем поясе седьмого круга (который «Первая Любовь» отвела содомитам) встретил своего учителя Брунетто Латини:
«Когда бы все мои мольбы свершались, -
Ответил я, - ваш день бы не угас,
И вы с людьми еще бы не расстались.
Во мне живет, и горек мне сейчас,
Ваш отчий образ, милый и сердечный,
Того, кто наставлял меня не раз,
Как человек восходит к жизни вечной;
И долг пред вами я, в свою чреду,
Отмечу словом в жизни быстротечной.
Я вашу речь запечатлел и жду,
Чтоб с ней другие записи сличила
Та, кто умеет, если к ней взойду… [ Беатриче]
…
Меж тем и сэр Брунетто не молчит
На мой вопрос, кто из его собратий
Особенно высок и знаменит.
Он молвил так: «Иных отметить кстати;
Об остальных похвально умолчать,
Да и не счесть такой обильной рати.
То люди церкви, лучшая их знать,
Ученые, известные всем странам;
Единая пятнает их печать.
В том скорбном сонме – вместе с Присцианом
Аккурсиев Франциск; и я готов
Сказать, коль хочешь, и о том поганом, [ Андреа деи Модзи]
Который послан был рабом рабов
От Арно к Баккильоне, где и скинул
Плотской, к дурному влёкшийся покров.
Еще других я назвал бы; но минул
Недолгий срок беседы и пути:
Песок, я вижу, новой пылью хлынул;
От этих встречных должен я уйти.
Храни мой Клад, я в нем живым остался;
Прошу тебя лишь это соблюсти».
(Данте Алигьери. Комедия. Ад XV 79-90, 100-120.
Пер. и комм. М.Лозинского [Данте 1998, с.79-81])
Константинос Кавафис
«Темеф Антиохиец, 400 год
Стихи Темефа, юноши, сраженного любовью.
Поэма: «Эмонид» - о юноше прекрасном,
о неразлучном друге Антиоха Епифана,
любимце Самосат. Но столько в каждой строчке
(казалось бы, о людях давно минувших лет:
год сто тридцать седьмой царей греко-сирийских!
А может, чуть пораньше) волненья и тепла,
что ясно: Эмонид – фигура подставная.
Поэма говорит нам о любви Темефа,
любви, достойной стать стихом. Мы сопричастны тайне;
его ближайшие друзья, мы сопричастны тайне
и знаем, для кого написаны стихи.
Но незачем об этом знать антиохийской черни»
(пер. Е.Смагиной [Кавафис 2000, с.140])
И последнее: пусть читатель взглянет
на курсив в: Плотин VI 7, 32 и спросит меня:
«Антон, а собственно, для кого ты всё это написал?»