Можно, таким образом, сказать что то, что позднее стало называться «изящными искусствами», для Аристотеля являлось целенаправленной энергией. Подобный подход к искусству можно назвать «биологическим».
Увлечение Аристотеля идеей органического процесса влияет на его концепцию «подражания» применительно к подражательному искусству музыки и поэзии. Здесь Аристотель опять-таки следует своему обычному генетическому методу.
Поэтическое искусство, говорит Аристотель, породили две и притом естественные причины. Первая из них — подражание. Подражание присуще людям с детства, и они тем отличаются от прочих животных, что наиболее способны к подражанию. Однако изначально присущая человеку способность подражания должна была долго развиваться, прежде чем она стала высокой формой искусства, достойной называться «созиданием в соответствии с разумной идеей».
Аристотель сопоставляет развитие подражания с развитием моральных качеств человека и с процессом познания. Такие моральные качества, как храбрость, щедрость и дружелюбие не появляются сразу в нужном виде. Пока инстинкты будут сражаться, дарить и любить не станут; прежде учителя и законодатели должны в течение продолжительного времени подвергать человека тренировке и воспитанию. Знание также приходит не сразу. Сначала накапливается простой чувственный опыт, затем формируется первоначальная способность к обобщению. Подобно тому, как человеческий разум не в состоянии функционировать до тех пор, пока в сознании человека не появится элементарная способность обобщать, абстрагируясь от отдельных фактов, так и в области подражательного искусства в первую очередь необходимо научиться своеобразному объединению отдельных частей в единое целое. Прекрасное тем и отличается от непрекрасного, а произведения искусства от действительности, что в прекрасном и в произведениях искусства разрозненные элементы соединены вместе. При этом подобно тому, как в области познания имеются первоначальные ощущения, т.е. дологические элементы, так и в области искусства есть дотехнические элементы, предшествующие художественной комбинации и необходимые для ее создания.
Таковы, например, цвета в живописи, отдельные звуки гаммы — в музыке, слова, обладающие ясным значением, — в поэзии и риторике, отдельные факты страданий, превратностей судьбы, заимствованные из жизни отдельных лиц и истории целых народов и служащие сырым материалом для драматурга, а также индивидуальные мысли и переживания людей, используемые в качестве источника авторами различных литературных произведений (обычно такой материал накапливается в записных книжках писателя).
Очень высоко Аристотель оценивает трагедию. Функция подражания достигает своей цели и производит особо совершенный продукт, когда результатом ее является хорошая трагедия. С точки зрения Аристотеля, степень обобщения служит мерилом высшего качества как в области научных знаний, так и в подражательном искусстве. Именно поэтому трагический сюжет является образцом эстетического порядка. Трагедия содержит в себе больше составных частей и больше различных изобразительных средств, чем другие виды искусства. Она состоит из шести органически входящих в нее частей: «фабула, характеры, разумность, сценическая обстановка, словесное выражение и музыкальная композиция»[31]. Музыке и танцу не хватает логически развертываемой мысли в ее словесном выражении. Ваянию и живописи недостает логически совершенной речи и музыки. Эпической поэме не хватает зрелища и музыки, к тому же по своей структуре она более расплывчата и рыхла.
Единство действия в трагедии, по существу, аналогично высшей форме проявления разума в области научного мышления. В одном месте Аристотель даже называет трагедию философским произведением. Превосходство искусства над опытом заключается не только во всеобщности искусства, его широте и объеме, но и в том, что оно объясняет природу вещей. «Знание и понимание мы приписываем скорее искусству, чем опыту, и ставим людей искусства выше по мудрости, чем людей опыта... дело в том, что одни знают причину, а другие — нет. В самом деле, люди опыта знают фактическое положение (что дело обстоит так-то), а почему так — не знают; между тем люди искусства знают “почему” и постигают причину»[32].