Бэкон, Локк, Лейбниц. Ф. Бэкон (1561 — 1626) делит сферу интеллектуальной деятельности на три части и каждой из них отводит определенную умственную способность: память — истории, воображение — поэзии, рассудок — философии. Рассматривая область поэзии, Бэкон, на первый взгляд, полностью отдает должное независимости фантазии поэта и высокой степени его изобретательности: фантазия заимствует нечто от божественной природы, так как возвышает ум человека и уносит его ввысь, приспособляя внешний вид вещей к желаниям ума. Но, признавая умение поэта создавать «золотой мир фантазии», Бэкон в то же время ставит науку и философию явно выше поэзии. Он говорит: «Однако мы слишком долго находились в театре (местопребывание поэзии); давайте же направимся теперь к дворцу ума, куда мы должны приблизиться и войти с большим почтением и вниманием».
Цель воображения, по Бэкону, скорее развлечение или игра ума, чем работа или долг. Этим он как бы предвосхищает будущее определение искусства как игры воображения. Типичное отношение Бэкона к свободной игре воображения — мягкая терпимость, проявляемая свысока. По его мнению, красоты слова и перлы красноречия никому не нужны. В своем очерке «О красоте» Бэкон объявляет необычность в пропорции неотъемлемым свойством красоты и высмеивает безрассудную попытку Дюрера свести красоту к математическим отношением. Можно сказать, что Бэкон принадлежит к типичным представителям нового «века науки». Положительная оценка им поэзии звучит в духе уходящего уже в прошлое века, когда искусство прославлялось не как свободное творчество прекрасных форм, а как способ выражения научных истин или моральных идеалов.
Дж. Локк (1632—1704), пожалуй, резче, чем кто-либо другой, выразил свое недовольство по поводу произведений, блещущих остроумием и фантазией. «Я согласен, — говорит он, — что в беседах, от которых мы ждем удовольствия и услады, а не научных знаний и моральных поучений, словесные украшения вряд ли можно осуждать. И все же, если говорить откровенно, следует признать, что все искусство риторики, кроме вопросов порядка и ясности, вся деланность и вычурность речи, придуманная во имя красноречия, направлены лишь к тому, чтобы внушать людям ложные понятия, разжигать страсти и тем самым создавать неправильное мнение, и что поэтому они действительно ведут к обману». Фантазию Локк сравнивает с костюмером придворного театра, который с помощью своих «цветных декораций, красивых костюмов и умелого грима» пытается поймать неосторожных и отвлечь их от истины, а красноречие сравнивает с царствующей женщиной, относительно прелестей которой все мужчины предпочитают заблуждаться.
Образование и вкусы Г. В. Лейбница (1646—1716) склоняют его в сторону более широких интересов, но все же в личной переписке, где он высказывается откровенно, он говорит как типичный представитель философского рационализма: «Я, в самом деле, рад, что Драйден получил тысячу фунтов стерлингов за своего Вергилия, но хотел бы, чтобы Галилей мог иметь в четыре раза больше, а Ньютон — в десять раз». Иными словами, ценность поэзии по отношению к науке составляет пропорцию примерно один к семи. В другом письме Лейбниц столь же ясно выражает свое мнение о сравнительной ценности произведений искусства и науки: «Я очень сожалею о погибших во время пожара в Уайтхолле картинах Гольбейна. И все же я склонен согласиться с русским царем, сказавшим мне, что он больше восхищается некоторыми хорошими машинами, чем собранием прекрасных картин, которые ему показывали в королевском дворце».