Красота в представлении средневекового философа не обязательно должна быть связанной с изящными искусствами. Она означает абстрактное приятное соотношение между элементами, а элементы могут быть духовными или материальными, моральными или физическими, искусственными или естественными.
Хотя формальное определение красоты как гармонии было дано еще в античности и его упоминали Платон и Аристотель, тем не менее, под влиянием средневековой философии это определение, несомненно, обогатилось содержательными элементами и приобрело тем самым определенное обоснование. Средневековые философы утверждают, что гармония в природе и в искусственно созданных предметах не является в действительности атрибутом самих вещей как независимых сущностей, а представляет собой отражение их божественного происхождение. Бог как творец всего запечатлел себя в своих творениях. Творец един, его целостность и единство абсолютны. Созданный богом мир многообразен и делим, но он стремится приобрести единство в разнообразии, т.е. гармонию. Поэтому причина того, что гармония, стройность и порядок в физических предметах прекрасны, заключается в том, что гармония является высшей степенью богоподобного единства, какой только может достигнуть земной мир. Вселенная, являющаяся несовершенным подобием бога, в своем многообразии отражает простоту и монолитное совершенство бога.
В своих общих чертах концепция красоты, выдвинутая Фомой Аквинским, близка к теории красоты Августина. Красота, согласно Аквинату, — это то, что, будучи увиденным, нравится. Вслед за этим сразу же следует отождествление красоты с формой, что является главным эстетическим тезисом Августина. Красота воздействует на чувства человека своей организованностью, и поэтому только организованные чувства — зрение и слух — могут ассимилировать в себе порядок и меру, свойственные красоте. Красота отличается от блага тем, что для ее восприятия, т.е. для эстетического опыта, достаточно одного только созерцания; для практической же пользы человека, т.е. для его блага, необходимо удовлетворить потребность. Ссылаясь на классификацию Аристотелем видов причин, Фома говорит, что красота — это, по существу, формальная причина.
Вслед за Августином, а затем и Фомой Аквинским — двумя крупнейшими средневековыми христианскими философами, и все другие средневековые философы, занимавшиеся эстетикой, определяя понятие красоты, непременно упоминали форму[51].
Фома Аквинский высказывает предположение, что акт познания становится легче при наличии порядка, каким является красота. Ранее Августин говорил, что акт созидания становится легче благодаря ритмическому движению, которое свойственно художнику во время его работы.
Таким образом, форма является первым характерным признаком красоты. Из одного и того же божественного источника проистекает и второй эстетический принцип: свет, или сияние. Августин говорит о красоте как о сиянии порядка или истины. Фома называет лучезарность третьим свойством красоты, после целостности и должной пропорции частей или их гармонии. Свет прекрасного, как определяет его Аквинат, означает сияние формы вещи, будь то произведение искусства или природы, таким образом, что эта вещь представляется уму во всей полноте и богатстве ее совершенства и порядка.
Вместе с тем для эстетики Средних веков произведения искусства не были, взятые сами по себе, теми образцами красоты, из которых можно было бы вывести ее определение. Общие свойства красоты мыслились определенными заранее, заданными богом. Искусство — всего лишь способ, позволяющий предмету проявить свойства, дающие ему право именоваться «прекрасным». Именно поэтому можно сказать, что содержательное определение прекрасного, учитывающее не только соотношение свойств самого объекта, но и ту среду, в которую он погружен, доминировало над формальным определением красоты.
Прекрасное в эстетике Нового времени. Первоначально в эстетике и в философии искусства Нового времени попытки формального определения прекрасного явно доминировали над содержательными его определениями. Но уже после Канта ограниченность формальных определений и их удаленность от реальной практики искусства сделались достаточно очевидными. С возникновением в XIX в. современного искусства формальные определения прекрасного стали казаться явным анахронизмом.