— Придется бежать туда, — сообразил Васька. — Больше нигде не достать. Ларек уже закрыт, а ребята все ушли в кино.
Когда он подходил к пятому корпусу, навстречу ему из парадного вышел Тихон Лепилкин. В руках у него была здоровенная клеенчатая сумка.
— Приветик, апостол! — крикнул Васька. — Что тащишь в клювике?
Тихон вздрогнул, но, узнав Ваську, осклабился и, вытащив из сумки одну карточку, показал ее Ваське.
— А, разговорники! Скоро ты их на тележке будешь возить, — хихикнул Васька и вошел в подъезд. Но, найдя сигареты на подоконнике, он вдруг задумался. Ему отчетливо вспомнилась фраза, написанная на лежавшей в сумке сверху карточке. Эта фраза теперь стояла у него перед глазами.
— Вот это да! — выдавил Васька. — Из какой же серии у него эта карточка была? Требуется дополнительная проверка.
И он двинулся по следам молчальника.
А тот неторопливо подходил к старым жилым домам рабочего поселка. Вошел в первый же подъезд. Поднялся на третий этаж. Позвонил. Ему открыли. Тихон сунул под нос открывшему карточку.
Потом наступила пауза. Хозяин квартиры читал карточку. Потом он сказал:
— Что ж, если не сдерешь шкуру, то надо бы. Давай начинай. Сегодня не успеешь — завтра доделаешь. Как раз к празднику.
Когда за Тихоном закрылась дверь, с нижней площадки отделилась тень и ушла в ночную темноту. А ровно через полчаса к облюбованному Тихоном дому подходили уже две тени.
И снова открыл хозяин.
— Пришли помогать нашему мастеру, — приветливо сказал Батыгин. — Где он тут? На балкончике плитку укладывает? Чудно! Сейчас мы ему подсобим.
Если бы перед Тихоном предстал скелет с косой, он бы не так испугался. Ошалело ворочал он глазами, переводя взор с бригадира на Ваську, с Васьки на бригадира.
Батыгин взял со стола карточку и начал читать вслух:
«Не нуждаетесь ли в ремонте? Имею материал: кафель цветной, голубой, серый, черный. Метлахскую плитку. Пластик импортный. Линолеум. Паркет. Стекло. Краски любые. Возьму недорого, сделаю быстро».
— Вот, значит, как, — с доброй улыбкой сказал бригадир. — А я-то, дурень, гадаю, чего у нас так много плитки уходит. И бою вроде нет. Теперь понятно, куда рулон пластика девался.
— Две душевых установки. Дерматин, — добавил Васька. — Стащил, гад, втихомолку… Так, значит, все грехи от разговору, а молчуны без греха? Святые? Ловко придумал! Ох, я бы тебе сейчас врезал, да устав ВЛКСМ не велит.
Тихон поднялся, стряхнул крошки раствора с колен, открыл рот. И все присутствующие услышали скрипучий, какой-то ржавый, несмазанный голос:
— Шпиёны!..
— Ладно. Пошли, — пригласил его бригадир. — Для ОБХСС будешь новые карточки готовить или старыми обойдешься? А может, насовсем отверз уста?
В этот вечер многие жители города Векши могли наблюдать, как брат-молчальник шел в сопровождении двух веселых людей и очень умело и виртуозно сквернословил.
ПЕГАС БРЫКАЕТСЯ
Утром Василий Тимофеевич Кубарев проснулся с чувством невыразимого облегчения. Какое счастье! Больше не нужно торопиться на работу, не нужно целый божий рабочий день крутить арифмометр и шаркать косточками счетов. Не нужно подсчитывать копейки и гривенники. Ура, ура! Со вчерашнего дня он, Василий Кубарев, числится на заслуженном отдыхе. Свободен, как лесной дрозд из песенки.
А вот жена, Анна Трофимовна, запамятовала об этом. И, не принимая во внимание происшедших перемен, вошла в комнату с обычным утренним приветствием:
— Ты чего это прохлаждаешься? Опоздать на работу хочешь? Полюбуйтесь на него, люди добрые, дрыхнет, как кот…
Василий Тимофеевич поглядел на жену, приоткрыв только один глаз и нахально усмехнулся.
— Ах, батюшки! — пришла в себя супруга. — А у меня из головы вон, что ты у нас нынче вольный казак. Ну, теперь и мне полегче станет. Будешь помогать по хозяйству.
Она уселась на стул и стала перечислять, загибая пальцы:
— Перво-наперво выколоти ковры. Эта пылесосная канитель мне уже надоела. Вся пыль на месте остается. Надо выбивать палкой. Потом запасись картошкой хотя бы недельки на две. А еще поприбивай плинтуса там, где они отошли от стенки, вон щели какие. А еще собери зимнюю одежду для химчистки. Утюг электрический исправь. Ну, а потом видно будет. Что-нибудь придумаем…
Но Василий Тимофеевич ласково и в то же время твердо заявил:
— Не трудись. Нюша, придумывать. Ничего этого я делать не буду.
— Как это не будешь? — удивилась жена. — А что будешь? Валяться день-деньской? Или, может, «козла» забивать как ошалелый?