— А бес его знает, — махнул рукой паренек. — Доярки сливки по домам растаскивают, так им о жирности лучше знать.
— Как это — по домам? — изумился гость. — Вы что-то не то говорите. Ой! Куда вы правите!
— Извиняйте. Ах черт! — Водитель в последний миг отвернул от оврага, куда чуть было не угодил со споим седоком. — Голова что-то трещит, и в глазах мутно. От переработки, надо быть.
Судаков уже явственно чуял: перегаром попахивает. Как бы не вывалил этот возница под откос А возница газанул, и «козлик» запрыгал по кочкам как угорелый. Пассажир подскакивал, каждый раз стукаясь головой о какую-то железяку.
— А как дела на свиноферме?
— Тут у нас порядок. Чума на убыль идет! — радостно заявил парень. — Не все подохли, кое-что осталось.
— Какого же дьявола… — возмутился киношник. — Что я, чумных свиней снимать буду?.. А птицеферма имеется?
— Это вы у председателя спросите, куда он курей подевал, — сумрачно сказал шофер, — а я сроду стукачом не был.
Он отвернулся от седока, страшно скосоротился и заголосил:
— «И с той старинною, да сямиструнною, што по ночам так мучила меня…» Иэх-хали на тройке ды с бубенцами, а теперь приехали давно… Слыхали, самый модный шлягер? Из Англии к нам пришел… Вот мы и дома.
«Козлик» остановился у правления. Пассажир, потирая ушибы, вывалился на волю. Председатель стоял на крыльце, держа в руках каравай с воткнутой в него солонкой. Он был несколько возбужден и сильно улыбался.
— Милости прошу, — возгласил он, изобразив нечто вроде реверанса, — заходите в наше скромное помещение, но тем не менее от чистого сердца… Пашка! Разыщи партийного секретаря!
— Как же! — дерзко ответил Пашка. — Его жена найти не может, а я — разыщи. Небось, как ушел с вечера к этой своей…
— Тш-ш-ш! — гусем зашипел на него председатель. — Ну тогда Полину Артуровну разыщи.
— Сам ищи! — огрызнулся Пашка, сел в машину и укатил.
— Гордый, стервец! — одобрительно сказал, глядя вслед машине, Мылов. — Он да еще комбайнер Авдошин — таких грубиянов поискать — не найти… Хотя у меня вообще все кадры самостоятельные. Палец в рот не клади, оттяпают.
— А кто это — Полина Артуровна? — осведомился Судаков.
— Артуровна — лучшая доярка, — хвастливо ответил Мылов. — Вот только болезненная. Взбредет ей в голову, она и… Пойдемте поищем. Может, она сегодня в порядке.
— С удовольствием, — бормотал Судаков. — Специально ехал, чтобы подготовить к съемкам… А почему она — Артуровна? Необычно как-то…
— Чего необычного? Из Прибалтики к нам выслали, — туманно ответил Мылов. — Вот и вышла Артуровна. Другого отца ведь не купишь…
Они прошли два квартала, завернули за угол.
— Вот она, Артуровна. Ай-яй-яй! Видно, снова захандрила. А коровушки, как всегда, недоены.
Киношник увидел странную картину. Возле овощного ларька прямо на земле сидела женщина в шляпе цвета электрик сильно набекрень. Она блаженно улыбалась, держа в руке обкусанный огурец.
— Артуровна! — строго сказал Мылов. — Что это значит?
— Милый плачет — ничего не значит. Не… не так. Вчерась ты, а нынче я, — двусмысленно заявила знатная доярка, откусывая от огурца.
— А где остальные?
— А где им быть? Укатили базарить. Со своих участков моркву да помидоры торговать. Помидоры — товар нежный, ждать не будет, — уже связно пояснила сидячая дама в шляпе. — А я вот захворала и не поехала. — Она горестно махнула огурцом.
Председатель взял гостя за рукав и повернул его в другую сторону:
— Вон идет наш партийный секретарь, он вас сведет к комбайнерам. А мне уже некогда.
И быстрыми, но неверными шагами Мылов укрылся в ближайшем переулке.
— Зашибает? — доверительно спросил Судаков подошедшего Сухоуса. Тот угрюмо покачал головой.
— Днями, вот как вы кончите съемки, отправим беднягу в город на лечение. В прошлом году лечили — так до весны держался. А нынче, видно, рецидив.
Вышли к хлебным амбарам. За одним из них расположились механизаторы. Они дулись в домино так, что гром стоял. На вопрос Сухоуса, почему не ремонтируется техника, один из комбайнеров, похожий на разбойника, босой и в рваной рубахе, прогремел:
— А запчасти где? Скажи, где своровать, своруем.
Сухоус боязливо попятился.
— Пойдемте, а то еще облают… Детали сами куда-то смайданили, а правление виновато. Эх, глаза бы не глядели!.. Однако к съемкам мы их того… припарадим.
— Послушайте, товарищ, — робко заговорил Судаков, — мне говорили, что колхоз у вас передовой. А я вот до сих пор ничего выдающегося не заметил. Все очень… м-м-м… Средненько.