Поразмыслив здраво, я пришла к заключению, что авторы таких опусов (в том числе и я) занимаются прямым, открытым и бессовестным очковтирательством.
Ведь всем известно, что новогодние материалы сдаются в газету, если автор не звезда и не тянет резину, примерно за неделю. В тонкие журналы за два месяца, а в толстые даже за полгода. Спрашивается, о каких новогодних событиях может идти речь? Ясное дело, только о прошлогодних. Или же — что не лучше — автор притащил в редакцию нахальную побрехушку, которую высосал из пальца.
И у меня возникла идея кончить с этой безобразной традицией и ввести другое правило — неукоснительно точно описывать подлинные новогодние события по горячим следам, то есть начиная с первого января и до следующего праздника, скажем, до 23 февраля. И так далее.
Авторам опасаться нечего, потому что никогда и никто не выдумает такой глупости и нелепости, какую может преподнести нам сама жизнь.
А кто со мной не согласен, тем в доказательство я поведаю подлинную историю, которая произошла в ночь на прошлый Новый год.
Итак, 31 декабря. Вечер.
Один из новых микрорайонов.
Дом повышенной этажности.
Трехкомнатная квартира со всеми удобствами.
Милая, симпатичная семья Ахеевых. Почти новоселы — поменялись сюда в июне. Бабушка Анна Пантелеевна, папа Алексей Ильич, мама Алла Трофимовна и пятиклассник Боря. На встречу Нового года Ахеевы пригласили из другого нового микрорайона своих бывших соседей — Александру Ивановну и Николая Васильевича Фешиных с их сыном — приятелем Бори — Маратиком.
Вечер начался нормально и благополучно. Мужчины всех возрастов, как водится, уселись у телевизора. На экране мелькали красивые лица артистов и певиц. Женщины на кухне, уподобляясь плотникам, пилили, строгали и рубили всякую всячину на салат. А бабушка до блеска натирала яблоки «джонатан» и укладывала их в вазу покрасивее.
Наконец, хозяйка известила, что все готово и можно садиться, проводить старый год.
— Вот еще досмотрим образцовских кукол, — сказал Ахеев. А гость подошел к столу и начал вслух восхищаться сервировкой:
— Ах, какая селедка! Симфония, а не селедка. Это же надо — так разделать. А еще я, к своему восторгу, вижу грибы.
— Грузди своего сбора и посола, — гордо сказал хозяин.
— Да. Теперь это модно, — поддержала разговор Александра Ивановна. — Мы на балконе помидоры вырастили. И лук.
— А я, знаете, хочу арбузы попробовать. Посадить в комнате, а как потеплеет, — высадить на лоджию. А то их всегда зелеными продают. Мои новые соседи говорят, что они на даче виноград развели. И ведь растет, подлец!
— А может, врут? — посомневался Фешин.
Неожиданно мигнул свет. Мальчишки радостно завопили.
— Привет! — сказал Алексей Ильич.
— Это ничего, — сказала бабушка. — Нынче все елки с электрическими лампочками. Нагрузка большая. Вот оно и мигает. А были бы со свечками, не мигало бы. Ничего. Сейчас оно зажгется.
— Безобразие! — сказал Фешин. При этих его словах свет погас совсем. Начались всякие тревожные восклицания и предположения.
— Люди! — закричал Боря, глянув в окно. — Не огорчайтесь! Не только у нас, у всех кругом погасло! Во всех домах!
— Тьфу! — сказала бабушка и ушла в свою комнату укладываться спать.
— Баб! Когда просветлится, я тебя разбужу! — пожалел ее внук.
— Еще чего! Не надо разбужать, — отвергла бабушка. Через минуту все услышали, как она захрапела.
— Так и будем в темноте сидеть? — оскорбленно сказала Фешина. — Хорошенький Новый год. Лучше было у нас устроить. А вы уперлись: к нам, к нам!
Вдруг Алла Трофимовна застонала:
— Ай, какой кошмар! Это ужас! Ой-ей-ей!
— Ты чего, жена? Какой еще кошмар? Ну, чуточку посумерничаем. Не беда.
— Самый настоящий кошмарный кошмар. Холодильник размораживается! А там за-за-заливное из су-су-судака-а… Оно ж не застынет!
— Ну и пес с ним. Съедим его вроде бы ухой. В жидком виде.
— А лимонное желе тоже будешь ухой есть? А пломбир?
— Провались они все! И телефона нет, никуда не позвонишь, не узнаешь, надолго ли эта преисподняя, — сказал хозяин, включая транзистор. — Эге! Уже скоро одиннадцать! Скорее, прошу за стол!
Немножко бил свет из окна, от заснеженной улицы. Но все равно ужинать было очень неудобно: на вилку все время попадало не то, что хотелось. А главное — никак нельзя было наливать.