Наш староста Ахсарбек встал со своего места и направился к нему.
А тот, видя всеобщее внимание, тоже встал. И все заметили, что у него покраснели щеки.
Ахсарбек спросил рыжевато-седоватого:
— Извините, гость, говорят — спрос не беда. Скажите, кто вы? И как сюда попали? Нет ли тут ошибки? Может быть, вас ждут где-то в другом месте?
— Я Смирнов, Иван Павлович, металлист, работаю на московском заводе. А ошибки тут нет. Вот у меня документ.
И показывает пригласительный билет на имя Ольги Николаевны Газановой, Олички то есть. Немного испугавшись, Ахсарбек спросил:
— Уважаемый, если не секрет, почему не пришла сама приглашенная? Что с ней? Жива, ли, здорова ли?
Гость очень тихо зашептал:
— Она, знаете, жива-здорова. Но…
Тут со всех сторон стали кричать заинтересованные:
— Громче! Ничего не слышно!
И тут гость стал восклицать:
— Ольга! Николаевна! Уехала! В Монголию! Налаживать! Там! Кондитерское! Производство! И просила! Меня!..
«Он сейчас лопнет», — подумал Ахсарбек, а вслух сказал:
— Понятно, гость. А вы кто ей будете?
— Я! Ей! Буду! Супруг!!! — снова проорал мужикашка. — И! Она! Меня! Уполномочила! Присутство…
Со всех сторон послышались возгласы:
— Понятно! Ясно! Пусть он замолчит!..
А староста рассудительно сказал:
— Есть правило собираться только осетинам. Мы должны обсудить ваше попадание сюда и ваше оставание здесь.
Так, несколько запутавшись, он взял быка за рога, крикнув:
— Кто за — прошу поднять руки.
Все были «за». Все руки поднялись единодушно.
— Вот теперь садитесь, — разрешил Ахсарбек. А генерал Созанов печально сказал:
— Худо дело, афсымарта[6], на сей раз остались мы без Оличкиных пирогов.
Но тут гость снова встал.
— Извините, я совсем забыл! Оля мне наказала… Я конечно, без привычки… но я старался. Уж извините… — и он сдернул салфетку со стоявшего перед ним блюда. И мы все увидели стопку пирогов. Как и полагается, их было пять.
Правда, мы потом разглядели, что пироги эти были не совсем круглые, а кривые, косые, один толще своих товарищей, другой несколько пригорел, а третий — с дырой на боку. Но Иван Павлович не смущаясь сказал:
— Меня, знаете, сыр подвел. Он в холодильнике немного перемерз. Оля ведь уехала с неделю назад.
Самый старший из нас, художник Олисаев предложил наполнить бокалы и выпить за отсутствующих. Когда это было выполнено — он снова налил вина и передал супругу Олички:
— Ты осетинский зять, спутник жизни нашей Олички, тебе передаю бокал и слово. Скажи здравицу какую хочешь.
Иван Павлович снова зарумянился, принял бокал и закричал:
— Да царанбон бира![7]
Сразу как-то весело стало, и все пошло как положено. Тосты, музыка, танцы и пение. Иван Павлович оказался весьма компанейским парнем. Он даже немножко потанцевал симд, а потом под: шумок подошел к старосте Ахсарбеку и тихонько сказал ему:
— Она ведь на два года уехала. Можно, я и в следующий раз тоже приду? А? С сыном.
— А как зовут сына? — смеясь, спросил староста.
— Таймураз! Да. Вот так. Таймураз Иванович.
С тех пор на наши встречи приходят родичи, друзья, знакомые какой бы национальности они не были. И получается очень весело.
УДАЧА С ИЗНАНОЧНОЙ СТОРОНЫ
Родители Фидара Хасиева твердо решили уехать из города обратно в селение. Как селение называлось я сейчас не помню, то ли Фиагдон, то ли Зилга, то ли Карджин. Ну, это, в конце концов, неважно, а важен факт, что решили и начали собираться.
— Но почему? — недоумевал Фидар. — Чем вам плохо в городе? Квартира — просторная, а лучшая из трех комнат — ваша. Горячая вода, телевизор, холодильник. Даже телефон есть. Чего вам еще нужно?
— Может, я чем-то не угодила? — подала голос жена Фидара Соня, — тогда скажите прямо и я постараюсь свою вину искупить. А вы подумали о том, что без вас Маратик и Мадинка будут скучать? Они к вам привыкли, а вы…
— Нет, нет, дети мои, — покачал головой старый Ахсар, — все было хорошо. И телефон, конечно, вещь нужная в хозяйстве, хотя нам со старухой звонить, прямо скажем, некуда… Но, честно говоря, стыдно нам стало жить здесь на всем готовом. Ведь мы еще работать можем! Мне всего шестьдесят с двумя, а старухе и того меньше: она моложе меня на три года…
— На четыре с половиной, — обиженно прервала его до сих пор молчавшая Гегена.
— Да. Так вот, — продолжал Ахсар, — силы еще есть, а мы, как какие-нибудь тунеядцы, лодыри, все тащим с базара или из магазина: и лук, и картошку, и чеснок…