— Это вы, дама, кому-то наволочку подарили, а с нас спрашиваете?
Но тут я заступился как джентльмен.
— Выдумают тоже, — говорю. — Какая нормальная женщина будет своему любовнику наволочку дарить? Да еще с дыркой? Вы лучше скажите, куда девали пижаму.
Тут все запуталось. Никто ничего не понимает.
— Я с вами с ума сойду, — говорит заведующая. — Соня, выключи транзистор. Наволочка или пижама? Да перестаньте галдеть, а то всех выгоню!
Наконец очередь притихла, и заведующая разобралась, в чем суть.
— Так бы и сказали. Пишите заявление. Найдется пижама — вернем.
— А если не найдется?
— Тогда возместим половину стоимости.
Но меня это не устраивало, и я начал протестовать. А тут начался обеденный перерыв, и пошли мы домой.
Пришли, а у дверей уже Петькина жена Тонька караулит, дожидается.
— А-а-а! — кричит. — Разлучница! Это ты моему мужу голову крутишь? Чего он тебе дарил? А? Теперь понятно, куда одеколон девался, целый пузырь «Турандот».
Мне бы заступиться. Я знал, что «Турандот» Петька на опохмелку стравил. Но как раз свидетелей прибежало — полный коридор. И каждый по-своему показания дает.
Пока они там объяснялись, я шмыгнул к Петьке. Говорю ему под влиянием Отелло:
— О зловредный гад! Ну, Петька, говори, как досталась тебе моя пижама? Сознавайся, крутил с моей женой иль нет?
— Вот еще! — говорит он. — Больно нужно. Я люблю стройных блондинок, а она, у тебя не разбери какой масти.
— Не хуже твоей крашеной, — снова заступаюсь я. — Небось как Клавины пироги лопать — так на масть не глядишь. А она тебе, коварному, мою пижаму подарила. Кр-ровь и смерть!
Он глаза выпучил.
— Я думал, ты в шутку. Вот приморозил! Пижама моя собственная.
— Снимай камзольчик, — говорю — проверим. Он снял. Поглядел я на шиворот — мама родная! Номер пятьдесят! А у меня — пятьдесят четыре. Выходит, Клавка ни в чем не виновата. Это прачечную надо крошить в куски. Потеряли, раззявы, пижаму и еще насмехаются.
— Но, Петька, пока мы тут сравниваем номера, может, там льется кровь и летят клочья.
И мы побежали разнимать дерущихся в нашей квартире.
Между прочим, я хоть и ругал Клавку, но пальцем ее не тронул, не то чтобы там душить. И Петьку только посрамил маленько, а дальше этого не пошел. Хотя спорная вещь была, безусловно, много крупнее носового платка. Пижама почти новая, камзольчнк в полоску.
Я это к тому рассказал, что мелкие были интересы в средние века. Любили люди из мухи слона слепить. Масштабы не те были.
А пижаму так и не нашли. Вместо нее лыжный костюм выдали. Чужой.
МОЙ ЛИЧНЫЙ ВРАГ ДЯДЯ ВАСЯ
Недавно ко мне пришла чужая женщина и сказала:
— Вы председатель месткома товарищ Мастикин? У меня к вам секретный разговор.
— Только без доносов, — говорю я. — У нас персональных дел не было и не будет. Коллектив, наш дружный, спаянный чувством локтя, взаимовыручкой. У нас в быту товарищеская взаимопомощь, поддержка, чуткость, — шпарю я по сегодняшней «Колонке редактора».
— Как хотите, — говорит женщина. — А только я ее соседка по лестничной клетке.
— Чья соседка?
— Известно чья. Чуфлыгиной.
Чуфлыгина Валерия Петровна — наш экономист. Видная дама. Всегда свежий маникюр, прическа «Аспазия», юбка-мини, но в меру. Редактор нашей стенгазеты «Смелей вперед» Юра Стопер считает ее самой элегантной женщиной конторы «Титан». А я считаю ее положительным членом профсоюза, так как она на работу не опаздывает и от общественных поручений не отлынивает, отговариваясь неимением времени.
— А что случилось? — спрашиваю. — Может, она играет по ночам на банджо? Или ваш муж…
— Вот еще! — говорит. — Муж! Как бы не так. На мужа пожалуешься — его же в должности понизят или вообще с работы снимут за аморалку. Очень мне это нужно. Так что учтите, я выше личных интересов.
— В чем же дело?
— В том, — говорит. — Она торгует фимиамом. Покупает и перепродает. С наценкой, конечно.
Я глупо улыбнулся. Сказал «хи-хи». И стал пристально ее разглядывать. А она говорит:
— Так и знала, что вы меня за чайник примете. Но я не чайник. И вот вам доказательство. К ней систематически ходит мужчина.
— Картошка не любовь, — говорю я и улыбаюсь еще глупее.
— Нет! — возражает гостья. — У меня глаз наметанный. Он не так приходит. Он приходит четыре раза в месяц, в понедельники, по утрам. Какой дурак будет так ходить из любви? К тому же он убеленный сединами.
— Ну, хорошо, пусть убеленный. Но откуда вы узнали про фимиам?