И Яан действительно развеселился, он все прикладывался да прикладывался к рюмочке, глаза его осоловели, и он начал распевать песни и бормотать что-то себе под нос.
— Ишь ты, наш Яан-то разошелся! — засмеялась Ээва. — Яан, на сына своего взглянуть не хочешь?
И Яан решился войти в горницу. Ээва протянула ему — завернутого в пеленки маленького, красного, курносого мальчика и спросила:
— Ну, в кого он пошел?
Яан всматривался, всматривался и вдруг рассмеялся.
Старая Тийу, Ээвина мать, довольная смотрела на них и подсказала:
— Конечно, в отца.
Яан продолжал всматриваться, улыбка не сходила с его лица — он был тронут до глубины души. Вдруг он начал качать малютку, подбрасывая его и ловя. Подлетая кверху, мальчик широко раскрывал глаза, и Яан, глядя на него, утопал в счастье. Черными, заскорузлыми руками он прижал сына к своей груди и сказал:
— Расти, расти сильнехонький, тянись, тянись высоконький! Вот настанет лето, мы отправимся с тобой гулять; тогда Юку (это имя неожиданно сорвалось с его губ) пойдет посмотреть на двор, что там делают всякие му-му и мя-мя и…
Ээва вдруг прервала его мечты:
— Яан, а ты приглядываешь за тем, как Кадри кормит Пуню? Может, она дает ему мало молока? Проверяй-ка ты сам!
Яан будто не слышал и продолжал свое:
— Да, да, тогда пойдем и посмотрим, что делает Пуню, маленький Пуню! — И отец сам принялся мычать, как Пуню.
Но вдруг он замолчал, отдал ребенка и ушел в ригу. Там он уселся против очага и предался раздумью. Ему вдруг вспомнился его давешний сон. Какая судьба ждет крошку? Что отец может дать сыну? Зачем он родился? Глаза Яана застилала мгла, грудь сдавило, как тогда во сне, и он тщательно старался найти ответ на эти вопросы.
Яан стал невольно сравнивать сына с маленьким теленком. Маленький его сын такой же глупенький, такой же беспомощный. Но оба они растут: Юку растет, и бычок растет… Быка продадут, а Юку? Юку станет хозяином! Яан рассмеялся. Опять гнуть спину на Кирьюканну, чтобы как-нибудь брюхо набить… И это все?
— Больше ничего? — спросил он сам себя.
— Больше ничего! — ответил он сам себе.
— Нет, — вздохнул он. — Быку все же живется лучше! Бык рождается, и ему самим богом уготована трава, а вот для моего Юку не приготовлено ни травы, ни чего другого! И за те крохи, что он получит, — за них он должен будет продать себя и продать гораздо дешевле, чем стоит тот же Пуню!
Яан взял бутылку с водкой и в несколько глотков опорожнил ее. Вскоре он задремал, валясь все больше и больше на бок, пока наконец у очага не раздался его храп.
— Ишь, Яан-то наш заснул! — сказала радостно Тийу.
— Он так рад своему сыну! — ответила Ээва, и тихое счастье засветилось в ее глазах.
Эстонец любит животных, но не меньше любит и природу. Да, бесспорно, — со всем этим он свыкся. И потому будь то крестины, похороны или другое событие на хуторе, все нет-нет да и выйдут поглядеть на скотину да на посев.
Так было и на крестинах Юку, сына Яана.
Снег уже сошел, поля лежали голые, всходы озимых зазеленели. Пошли осматривать зеленя.
Тут и там чернели плеши: здесь побывала вода, тут прихватило морозцем, там попрело под сугробом. Среди гостей разный был народ, однако и хозяева, и батраки, и арендаторы, и испольщики в один голос решили, что рожь не удалась.
Яан принялся было объяснять, что на этой земле лучшего не добьешься.
— Черт побери, а почему не родит земля? — рассердился один из хозяев. — Вырой канавы, спусти воду, убери камни, заведи себе хороший плуг, борону — вот тогда дело пойдет!
Спорщики разделились на два лагеря: хозяева считали, что пойдет, арендаторы — что не пойдет.
— Господи, — говорил один из арендаторов, — раз уж не пойдет, то не пойдет. Я столько плачу за аренду, что с моего участка едва-едва наскребешь, чтобы кое-как набить брюхо. А попробуй я улучшить свои земли, тогда… Нет, — заключил он решительно. — Для кого? Вот вам Андрес из Рохусааре. Который он арендует участок?