Так и сказал.
Очень уж распалился. И видок у меня, поди, соответственный был, потому как фальшивую шкурку тут же смахнули.
Сперва я забросил парик в кусты, а потом кинул в огонь.
— Ты сегодня поершистее морского ерша будешь, — сказала Марге со вздохом.
— Никакой я не ерш. Только не желаю на старости лет жить с фальшивкой.
Марге смолчала.
Поняла, видать, что я ей правильные слова сказал.
А за ужином говорит:
— Непонятный ты мужик. Накатит на тебя, так ты как воды в рот набрал, а другой раз возьмешь да оглоушишь: ты, мол, жена, не баба, а веник полынный. А когда я решила красоту навести, ты опять в такой раж взошел, только что не кусаешься. Почему ты такой?
Почему я такой?
Не стал я ей объяснять. Похлебал простокваши, пожевал салаки, собаке дал поесть, Ракси живой еще был, и подумал про себя:
Будь ты хоть веник полынный, хоть проволока колючая, но ты еще и жена мне и мать моим детям, дорогой, одним словом, человек. Чего тебе еще объяснять. Мне ведь цельный день хватит рассказывать, чего я только, живя с тобой вместе, не передумал да не перетерпел, а толку ни на грош. Потому что в словах душу человеческую до конца не раскроешь. Это невозможно. Вот так вот.
А с другой стороны, то, что ты до точки раскрыться не можешь, семейной жизни крепость придает. Может, не было бы загадок, не было бы и любви. Вполне может быть. Да.
Об этом я и вчера вечером размышлял, когда сидел у Леппа в крыжовнике.
Мне тут же стало ясно, что чужих женщин я дожидаться не буду. Пусть они хоть писаные раскрасавицы. Домой — твердо решил.
Домой. К Марге.
Может, мне изрядно не хватает до семи тысяч. А может всего три раза осталось. Может, два. Может, и один.
Не важно, сколько.
Важно, что то, что осталось, надо с собой домой увезти. Всю любовь. Зачем бы мне домой спешить, ежели мне там поделиться не с кем? Тогда уж лучше добраться до мыса Пиканина, сесть на камешек, уставиться на волны и орать во всю глотку, как дурной морской орел.
Домой, Каспар! — сказал я себе как мужчина мужчине.
— А как же насчет клубнички? — вылупил глаза Лепп. — Клубничка ягода сладкая, Каспар.
— В другой раз, Антон.
— Что с тобой стряслось? Или тебя кто моральным кодексом стукнул?
— Никто меня не стукал. Домой хочу.
— Никуда ты не пойдешь, Каспар. Люди наших лет много чего в жизни недобрали. Пока не поздно, не грех наверстать.
Н-да… Ишь до чего додумался.
— Никуда ты не пойдешь, Каспар. Будем жить и веселиться. И такой памятник собаке отгрохаем, всю Европу ошарашим.
— Спасибо.
Когда Лепп ушел обратно в дом, а Кылль вышел на крыльцо, я спросил у него:
— Ну скажи, чего тебе в жизни не хватает?
— Верно, не хватает, — сказал Кылль, подходя поближе. — И всегда не хватать будет. Хочешь, я тебе расскажу?
— Очень даже хочу!
— Когда мы освободили Сырве, на траве возле леса лежали сотни четыре прекрасных арденнских лошадей. Всех немцы расстреляли. Еще теплые были, не остыли. Так вот мне всю жизнь этих лошадей не хватать будет.
Я кивнул.
— А тебе, Каспар?
Я не стал рассказывать.
Пришлось бы рассказывать о Юте. Но как можно одну уехавшую девушку сравнивать с четырьмя сотнями больших лошадей?
— В другой раз, — сказал я Кыллю. — Это долгая история.
И верно ведь, об этом и вправду долго рассказывать. Начал бы о Юте, пришлось бы и о Марге и о Ракси говорить.
Я собрал свои вещички и вышел из ворот на улицу. А идти вообще-то мне было некуда.
Катер на Абруку давно ушел. Являться к Вийре с похмельной рожей не хотелось. Родной отец может, конечно, родную дочку навестить, но и приличия надо соблюдать.
Поплелся в пригород, в старую рыбную гавань Тори. Там было пусто и холодно, хотя мягкая августовская ночь лила в душу утешение. И звезды опять на небе высыпали, и море дышало спокойно, как всегда в эту пору.
Такая же почти что ночь была, как тогда, когда я спешил по зову Юты. Не зная, что меня ждет.
Эх…
Теперь тоже был зов. Марге. Хотя у этого зова не было такой силы, как у Ютиного, но это тоже был зов.
Правильно я сделал, что улизнул.
И перед Ракси совесть чиста.
Ради него я приехал в город, а не ради каких-то свиристелок.
Какой будет памятник, пока неясно. Надо подумать. Ракси это Ракси, не простой пес. Да что тут в прятки-то играть, Ракси ведь был мне вместо сына.
Эх-хе-хе…
И такое на свете бывает.
Вообще-то все могло бы сложиться по-другому. Когда я спрыгнул с воза сена и ногу сломал. Когда я несколько месяцев валялся в больнице и дома, и насчет того, чтобы наведаться к магазину, и речи быть не могло. Свежий был и трезвый, как рыбка в сети.