К сожалению, уже с самого начала все пошло наоборот. Вальтер Лонт, этот гений меновой торговли в здешнем городишке, радостно воскликнул и бегом поспешил навстречу гостю — притворялся от неожиданности или на самом деле обрадовался. Схватил фельдшера за рукав, чуть ли не обнял его, затем любезно предложил сесть и тут же стал извиняться, что вынужден на минуточку оставить его одного.
— Особого дела у меня нет, — начал Кивиселья, — Пришел только спросить, есть ли у тебя…
Он не успел закончить.
— Да у меня есть, есть у меня, непременно есть, — быстро ответил торгаш и засмеялся. — Все — за все, и ничего — за деньги.
— Я знаю.
— Конечно, знаешь. А лозунг, правда, современный? Если бы они разрешили, поместил бы в газете, приказал бы расклеить по всем улицам объявления. А теперь будь паинькой и подожди секундочку. — Он повернулся и крикнул — Ирма! Ирма, где ты? Иди сюда, быстро!
Ирма шла со двора.
«Подковные гвозди и карбид, — твердил Кивиселья. — Мыльный камень. Я буду глухим и слепым». Но глухим оставаться он не мог, а слепым делаться не было смысла, потому что весь следующий разговор произошел в сенях.
Вальтер. Слушай, этот старик, дядя твой или отчим, он уже ушел?
Ирма. Нет, все еще здесь.
Вальтер. Господи помилуй!
Ирма. Да!
Вальтер. С двух часов!
Ирма. А что ты удивляешься — он же знает, что у тебя сегодня день рождения.
Вальтер. Неужто ему, дьяволу, не надоело?
Ирма. Ему! О нет. Никогда — если есть с кем поговорить.
Вальтер. О чем ему говорить с моим отцом? Я удивляюсь, он же не смыслит ничего в довоенных ценах на зерно.
Ирма. Отец слушает, а он рассказывает. Когда я сейчас проходила мимо них, он говорил о том, сколько съедает его квартирантка.
Вальтер. Значит, если есть с кем говорить, скучно ему не станет?
Ирма. Ему обязательно надо посмеяться над кем-нибудь. И все всегда выглядят хуже его. Как я не выношу, когда он говорит: «Моя мать учила меня говорить правду, и я никогда не врал».
Вальтер. Знаешь, постарайся отделаться от него. Чтобы до гостей он убрался отсюда.
Ирма. Он ждет, когда ты угостишь его коньяком.
Вальтер. У меня уже нет времени возиться с ним. Налей сама.
Ирма. Сколько?
Вальтер. Ну, добрый глоток, как говорит папаша Коттьлаппер. Или даже два, главное, чтобы вовремя убрался.
В продолжение всего этого диалога Кивиселья стоял, готовый уйти. Когда Вальтер вернулся, фельдшер начал немедленно поздравлять его и извиняться.
— Вот что, — сказал именинник, — незваных гостей я ценю больше, чем званых. Зовут собак. Неужели ты думаешь, что те, кого я сюда позвал, мои друзья? Да у такого человека, как я, если хочешь знать, и нет друзей, такой мужик, как я, заботится только о выгоде.
— Тем хуже для меня.
— Это почему же?
— Какая тебе от меня выгода?
— Не скажи. Придет день…
— Ты слышал притчу о божьей милости, снизошедшей на зайца?
— Ну и что?
— Так вот, если ты однажды окажешься за решеткой, то помощь моя тебе будет столь же ничтожной.
— Если вывернут руки-ноги, надеюсь, вправишь на место. И с меньшей болью.
— Ирма не слышит?
— Нет, она, наверное, на кухне. Ну, что там?
— Я смазывал йодом лицо Калле после того, как оно было измордовано в лепешку. Неприятное занятие.
— Надо думать! Ирме об этом, понятно, молчок, ни полвздоха. И старику, отчиму ее, тоже. Он так потрясен судьбой своего настоящего зятька, что, того и гляди, начнет слезы лить.
— Это трогательно слышать.
— Еще бы.
— Позволь-ка мне испариться отсюда вместе с ним.
— Тихо!
— Не забывай, что я слышал твой разговор с Ирмой.
Сын мукоторговца разразился хохотом, раскуривая сигарету, посерьезнел и сказал:
— Ну и что из того? Ты останешься здесь в любом случае. Ты мой школьный товарищ, один из немногих, кто еще остался. К тому же гостей моих ты знаешь. Они не какие-нибудь оборванцы, да их и не так уж много.
— А кто они?
— Сейчас скажу. Во-первых, наш городской голова, или бюргермейстер, как сейчас говорят, затем редактор газеты Парт и еще господин Сийлиндер, человек, о занятии которого не очень распространяются. Знаешь, наверно.
— Знаю, — мрачно ответил Кивиселья.
— Боишься его?
— Да нет.
— Тогда прекрасно. Явятся, понятно, с дамами. И у Ирмы будут кое-какие подруги. Хотя не знаю, придут ли они; их я не звал и Ирме дал понять…
— Чтобы не приходили?
— Да знаешь ли, очень уж они болтливы.
В этот момент мимо окна прошел старый Коттьлаппер. Он свою долю получил и теперь уходил, облизывая усы.
— Я приду как-нибудь в другой раз, — сказал Кивиселья.
— Ирма! — крикнул молодой Лонт. — Ирма, иди принимай — первый гость.
Кивиселья потрогал воротничок рубашки, словно он вдруг начал давить. Именинник улыбался.
Ирма вошла и уставилась на гостя, будто на привидение. Ну конечно, думал Кивиселья, если нет старой семьи, то и друзья старые не нужны.
— Рюмки, рюмки! — воскликнул хозяин. — О бутылке я позабочусь сам.
Званые гости запаздывали. К тому времени, когда первые из них изволили явиться, незваный гость был уже под хмельком и не заметил, как при виде его передернуло бюргермейстера и как он попытался тут же это скрыть. Не видел румянца, вспыхнувшего на лице госпожи Инны. Если бы он все же заметил, это, наверное, позабавило бы его. Он был уже готов говорить о коросте. К счастью, именно тогда, когда он собрался это сделать, появились дамы.
Именинник все чаше поглядывал на часы.
— Давайте садиться за стол, — решил он наконец. От этих господ не знаешь, что и ожидать. О Парте ведь говорят…
— А старый господин? — крикнул бюргермейстер.
— Он не придет.
— Почему? Заболел, что ли?
— Да нет. Он не в настроении. Ему не нравится ездить на машинах с газовыми генераторами.
Кто-то вошел в прихожую, и Ирма, оставив веселое общество, бросилась из комнаты. Когда в дверях появился Сийлиндер, смех за столом прекратился.
— Ого, здесь занимаются политикой, — произнес он, поднимая руку для приветствия.
— У тебя острый слух, — заметил бюргермейстер.
— Так в чем же дело?
— Говорят, один старик плюнул на землю, — ответил Вальтер Лонт.
— Вот как! — воскликнул Сийлиндер. — Ему не нравятся газовые генераторы. А все почему? Да потому, что грузовики с этими генераторами возят лес нашим освободителям.
— Браво, браво, — зааплодировал бюргермейстер.
Разговор на некоторое время так и застрял где-то между шутками и серьезной темой. Даже простоватый и всегда серьезный фельдшер Кивиселья сразу понял это, хмель его больше не брал. И это было печально. Дамы, между которыми его усадили за столом, были, видимо, подругами Ирмы. Женщины не самой первой молодости, но тем веселей они были. Фельдшер старательно чокался с ними, ему хотелось забыться и хоть разок сострить, но чем больше он пил, тем серьезнее становился.
Когда в соседней комнате зазвонил телефон, фельдшер был уже почти трезвый.
Разговор там был короткий. Едва Сийлиндер успел навострить уши, как именинник вернулся к столу, говоря:
— У редактора нет времени.
— Не придет? — спросил Сийлиндер.
— Нет.
— Он знал, что я буду здесь?
— Я не делал из этого военной тайны.
— Тогда понятно, — произнес Сийлиндер. — Этот пес держится от меня подальше.
— Не слишком ли важным ты себя считаешь? — спросил торгаш.
— Погоди ты, послушай, — сказал Сийлиндер. — Это было прошлой весной, когда я наступил ему на хвост. Однажды выдалась у меня свободная минутка, раскрыл я газету и начал смотреть. Чтение газет в мои обязанности не входит. Так, от нечего делать взглянул на заголовки, заинтересовался немного авторами: у одного имя, у другого инициалы; кого знаешь, кого нет.
В жизни не приходилось мне иметь дела с дублением кожи. Совершенно незнакомая отрасль. А тут вдруг перед глазами опус какого-то начинающего писаки о кожевенной фабрике. До сих пор не пойму, что заставило меня обратить на него внимание. Вдруг вроде бы что-то проклюнулось. Читаю и уже хватаю карандаш, ага: «В наше время кожу дубят научно».