В ней есть огонь. Под фасадом хорошей девочки скрывается страсть и жажда насилия. Это то, что мне нужно, чтобы понять, есть ли у неё шанс выжить. Нет ничего, что я люблю больше, чем женщину, которая может дать отпор.
Моя челюсть сжимается, и что-то вроде рычания вырывается из моего горла, когда я встаю.
— Просто… просто успокойся. Я просто прикалывался над тобой. Он сказал… просто поиздеваться над тобой, — заикается парень, страх в его тоне очевиден.
Когда они выходят из комнаты, я смотрю на её белую расстёгнутую рубашку, с белым кружевным бюстгальтером под ней. Один из её чулок сидит ниже на обнаженном бедре. Он прикасался к ней.
Он прикасался к ней.
Прикасался к ней.
Мои ноздри раздуваются под черной лыжной маской, задние зубы скребут друг о друга. Я ещё не могу решить, возбуждает ли меня эта идея или приводит в ярость.
Не задумываясь, я бесшумно подхожу к Джейкобу сзади. Глаза Брайони расширяются, наконец, встречаясь с моими, когда я появляюсь из темноты. Я наблюдаю за ней, впитывая её живой взгляд теперь, когда она действительно находится в сознании в моём присутствии. Ее прекрасные голубые глаза сужаются, брови опускаются, и она смотрит на меня почти растерянно.
Прежде чем парень успевает понять, что я там, я обхватываю его шею одной рукой. Он хнычет от шока, его глаза дико перебегают то туда, то сюда, когда он смотрит на неё в поисках помощи. Я провожу его к соседнему столу в темном офисе, пока он бьётся в страхе. Бросив его головой на поверхность, я прижимаю его слабую, ноющую задницу к дереву за шею, отчего ручки и бумаги летят на пол рядом с моими ботинками.
— Дальше я сам, дорогая, — бормочу я под маской.
Её рот приоткрывается, пока она нервно смотрит на Джейкоба, потом на меня, тяжело дыша, в то время как она направляет на нас нож. Я наклоняю голову, пока она стоит и пялится на меня.
Эти пухлые, влажные губы. Эта нежная маленькая шея, полная лжи. Я наблюдаю, как поднимается и опускается её грудь под распахнутой рубашкой, пока она держит нож на мне, не зная, кому доверять. Не зная, кто перед ней.
Мне нравится видеть то, как кружатся её мысли, ощущать все последствия того, что весь её маленький мир переворачивается с ног на голову. Я хочу, чтобы она ненавидела меня. Хочу, чтобы она продолжала чувствовать этот призрак страха, который ползает, как пауки, под её фарфоровой кожей. Я хочу причинить ей такую боль, от которой ей будет чертовски приятно.
— Что ты собираешься с ним сделать? — спрашивает она чуть громче шепота.
Изучая её лицо, мой взгляд перемещается от изгиба её губ к глубоким голубым глазам. В которые мне редко удается заглянуть. Джейкоб пытается встать, кричит о помощи, и я снова ударяю его боковой стороной лица о стол, хватая за шею. Удивительно, но она даже не вздрагивает.
Наклонив подбородок, я смотрю на неё сквозь ресницы.
— Понаблюдай за тем, как изменится его лицо, когда ты вернёшься.
Её горло подрагивает, глаза застилают слезы, и она качает головой. Я молча киваю ей, и она смотрит на меня, как слабоумный оленёнок, попавший в свет фар чистого прагматизма.
Она не хочет мне верить. Она ещё не готова отказаться от своих ценностей, своих убеждений. Но факты остаются фактами. Сэйнт и его отец намерены покончить с ней тем или иным способом. Сэйнт своими собственными херовыми любительскими планами и его отец, чьи планы я в скором времени испорчу, оба они используют других для выполнения своей грязной работы, как пара богатых трусов, играющих с марионетками. Но они не понимают, что игрушки, с которыми, как им кажется, они играют, собираются взять верх над их шоу.
Далее я наблюдаю, как она, закинув ногу на столешницу ближайшего стола, складывает нож, заправляет его обратно в свои чулки, прижимая к гладкой коже внутренней поверхности бедра, задирая их достаточно высоко, чтобы я мог видеть самый край, изгиб восхитительно упругой попки под плиссированной юбкой.
Я подумываю о том, чтобы перерезать Джейкобу горло прямо здесь, на столе, затем схватить её за бедра и трахнуть эту милую маленькую попку прямо над его мертвым и кровоточащим телом, но почему-то нахожу в себе силы воздержаться.
— Какую часть тебя он трогал? — спрашиваю я, когда она опускает ногу.
Она тянется двумя пальцами вверх и касается своего рта, затем задней части шеи. Я смотрю на неё, и от этого зрелища внутри меня всё нагревается.
— Какой рукой?
В уголках её глаз появляются морщинки, будто она не хочет мне говорить.
— Какой, блядь, рукой?! — требую я, заставляя её вздрогнуть.
— Правой… правой, — быстро говорит она, заикаясь.