— Тебе хорошо? — шепчет Сэйнт, все еще нависая надо мной, его глаза блестят тревожным взглядом похоти.
От его слов я снова начинаю дрожать, не в силах осознать его истинные намерения.
Я облизываю губы, пытаясь прояснить ситуацию.
— Да. Да, я чувствую… — я сглатываю, тщательно подбирая слова, зная, что Эроу внимательно слушает. — Это не больно, — отвечаю я, задыхаясь.
— Хорошая девочка, Брайони, — прерывает меня Эроу, наводя пистолет. — Принимай свои наказания как шлюха, которой ты являешься. — Другой рукой он проводит большим пальцем по нижней губе, наблюдая за тем, как я принимаю крест. — Теперь дерни ее за волосы, — инструктирует он.
Сэйнт берет меня за волосы и осторожно тянет, откидывая мою голову назад. Но ему этого недостаточно.
— Сильнее! — кричит Эроу, и мы оба вздрагиваем. — Дерни ее за гребаные волосы и сделай так, чтобы было больно!
Он затягивает захват и грубо дергает, заставляя меня вскрикнуть, а мои голые груди подпрыгивают между нами, когда я выгибаю спину. Между бедрами запульсировал жар от этой безжалостности. Сэйнт заглушает свой стон, прикусив нижнюю губу, и вжимается в меня бедрами, его голодный член грубо трется о мое бедро под брюками.
— Трахни ее своим символом веры, — требует Эроу, гнев нарастает в его некогда монотонном и ровном голосе. — Забери у нее ее грязь, как у маленькой мерзкой грешницы, а потом вымажь ею ее лицо.
Сэйнт вслушивается в его слова, позволяя им проникнуть в его сознание. Его глаза твердеют, и некогда мягкий и сочувственный взгляд превращается в нечто гораздо более вызывающее. В нечто более мрачное. В нечто, имеющее цель.
— Накажи ее за то, что она наслаждается этим, когда не должна.
Лазейка.
Сэйнт смотрит на мою обнаженную плоть, глаза расширены и дики, пока он проталкивает закругленный конец распятия глубже в мой скользкий центр, моя киска жаждет чего-то более толстого, чтобы заполнить меня, пока она сжимается и сокращается вокруг выпуклого кончика инородного предмета. Мои губы раздвигаются, и хриплый стон вырывается из меня, когда его пальцы пробегают от того места, где исчезает конец креста, до моего набухшего клитора, размазывая мое возбуждение.
Не кончай. Пожалуйста, не кончай. Я стиснула зубы, отгоняя наслаждение.
— Эта распутная шлюха просто умоляет о большем своими стонами. — Он насмехается. — Она наслаждается этим. — Эроу предупреждает, откинув голову к стене, с опасным взглядом и поджатыми от ярости губами. — Не позволяй ей получать от этого удовольствие. Это не для нее.
Сэйнт сжимает челюсти.
— Разврат и распутство. Она предлагала себя старейшинам. Ублажала их сексуальные желания своим тугим маленьким телом, заставляя их поддаваться своим демонам, — продолжает Эроу. — Накажи ее. Накажи ее за то, что она лишила их чистоты, как маленькая дьяволица.
Он кормит Сэйнта тем же, чем кормили его самого, используя искупление как форму оправдания сексуального насилия.
Гнев поднимается в шее Сэйнта, краснота распространяется по его щекам, а кристально-голубые глаза смотрят с недоверием, почти загипнотизированные человеком в маске в углу. Он протягивает дрожащую руку вверх и захватывает мою грудь, его пальцы скользят по соску и тянут чувствительную плоть до болезненного растяжения, прежде чем он отпускает ее. Я громко задыхаюсь, так как другая грудь почти сразу же жаждет такой же пытки.
— Она бросила вызов институту. Пробиралась в щели, чтобы укрепить свое место среди вас, но только для того, чтобы разрушить вас изнутри.
Шея Сэйнта напрягается, когда он по команде Эроу шлепает меня по груди. Я вскрикиваю, и звук эхом разносится по комнате. Его брови опускаются, и он тяжело дышит через ноздри, прежде чем безумие захватывает его, и он сжимает мою грудь в своей ладони. Наклонившись, он берет меня в рот.
Эроу наблюдает за ним с бешеным выражением лица. Огненный гнев, скрывающийся под поверхностью человека, которого учили быть спокойным и собранным. Он хочет только одного — убить этого человека. Я едва могу разглядеть тень хаотической ярости под его выражением лица.
Сэйнт вгрызается зубами в мою мягкую плоть, а его язык впивается в мой сосок, дразня меня болью.
— Твой отец лгал общественности, чтобы защитить тебя. Он лгал обо мне. Мое предназначение всегда заключалось в том, чтобы пролить свет на тьму. Чтобы окончательно стереть это вечное пятно осуждения. Твое любимое пятно.