— Брайони, пожалуйста. То, что произошло в той комнате, было ошибкой. Я не тот, кто я есть. Это то, кем они хотели меня видеть. У меня в голове путаница и ложь, как и у тебя… Я потерялся, понимаешь? Я не тот, кем они хотели меня видеть! Я невиновен.
— Почему я должна тебе верить? — мягко спросила она, наклонив голову, отчего ее черные волосы рассыпались по плечам. — Назови мне хоть одну вескую причину.
Мне не следовало бы сейчас думать об этом, но, черт возьми, она великолепна, вся в крови другого человека, а ее нежная рука держит толстый пистолет. Сила выглядит на ней потрясающе.
— Он знает, кто твой отец! — Сэйнт выплёвывает, его тело сотрясается. — Эроу знает.
Это его последняя отчаянная попытка.
Брайони приостанавливается, медленно опускает пистолет на бок и снова смотрит на меня.
Ее взгляд говорит о том, что она не хочет ему верить, но факты есть факты. Я киваю.
— Если он утаил от тебя такую информацию, подумай, что еще он от тебя скрывает. Ты не можешь ему доверять, Брайони. Ты всегда была пешкой в его игре! Пешкой, которую лепили и использовали по его воле. Просто еще одно оружие в арсенале этого больного человека. Он избавится от тебя так же быстро, как и от всех нас, как только освободится.
Она смотрит на меня, его слова проникают в ее красивый маленький череп. Взгляд пустой. В нем нет ни гнева, ни печали, ни смятения… ничего. Она ничего мне не дает.
Мой единственный функционирующий глаз не отрывается от нее. Наверняка она знает, что все, что я делаю, я делаю с расчетливым намерением. Не вздумай сомневаться во мне сейчас.
Все наблюдают за взаимодействием, гадая, достаточно ли этого, чтобы поколебать ее. Где ее верность? В религии, в которой ее воспитывали и в которую учили слепо верить? Или в мужчине, который сделал все возможное, чтобы открыть ей глаза на обманы той самой организации, которая намерена заставить ее замолчать.
58. Дьявольская кукла
Брайони кладет руки на голову, а пистолет направляет в потолок. Она ругается в неверии. Она ломается, и я не могу этого вынести. Она нужна мне сильной. Нужно, чтобы она так слепо верила в меня и только в меня.
— Почему бы нам всем не успокоиться и не обсудить это в другом месте? Может быть, в церкви? — предлагает епископ Колдуэлл, нервно кивая.
— Нет, — твердо требует Брайони. — Нет, мы обсудим это прямо здесь. Прямо сейчас.
Она поворачивается ко мне лицом. Под жестким фасадом я вижу душевную боль, и именно поэтому я не говорил ей. Пока не наступит подходящий момент. Этот момент. Когда она сама сможет встретиться с ним лицом к лицу.
— Оба наших отца сейчас в этой комнате, — спокойно говорю я. — Но ты уже знаешь об этом.
Ее взгляд напряжен, а мозг работает.
— Он убил твою мать! — восклицает Сэйнт. — Он убил твою настоящую мать, Брайони. Мой отец рассказал мне. Избил ее до полусмерти в переулке. Вот почему он сидел в тюрьме. Не верь ничему, что он говорит!
Аластор переминается с ноги на ногу рядом со мной, а я сижу в тишине. Вот он, момент. Все последние несколько недель, библейские послания, раскрытие истин, обучение, кусочки этой головоломки складываются в единую картинку перед ней. Посмотри на его лицо, детка. Увидь это в его глазах. Она знает мою историю, мои тревожные истины, и теперь у нее есть все необходимое, чтобы принять собственное решение относительно мужчин, стоящих перед ней.
— Я всегда пытался защитить тебя, — продолжает Сэйнт.
Она поднимает руку, чтобы остановить его. Тишина, сковывающая эту комнату, наполнена энергией, и все ждут, когда она заговорит.
— Сколько учеников было на нашем уроке катехизации?
Кэллум и Аластор обмениваются взглядами, после чего оба снова обращают внимание на Сэйнта.
— Ч-что? Почему ты спрашиваешь об этом прямо…
— Сколько учеников? — снова спрашивает она, закрыв глаза.
— Двадцать три, — быстро отвечает он, тяжело дыша.
Она открывает глаза и смотрит на него, на ее забрызганном кровью лице появляется зловещая ухмылка.
— Точно.
Его лицо искажается, и он нервно смотрит на своего отца, а затем снова на нее.
— Вот видишь, ты облажался, Сэйнт, — говорит она самым милым тоном. Ее невинность сияет в милой улыбке, когда она непринужденно откидывается на спинку стола, стоящего перед комнатой. — Я не так глупа, как вы все думаете. Видите ли, я использовала это в своих интересах, конечно, наивность, но я вас раскусила.
Она снова переключает внимание на него.