— Но не боль скрепляла меня. Это была моя способность вспоминать твои нежные, утешительные прикосновения.
— Эроу… — я подавила всхлип, сердце сжалось в груди как кулак.
— Я укреплял тебя, пока ты неосознанно укрепляла меня. — Я чувствую, как он твердеет подо мной, как меняется его дыхание, но сила в его прямом взгляде приковывает меня к этим ореховым глазам.
Я провожу руками по его шрамам, пробегая пальцами по затянувшейся ране над глазом. Почетный знак, который он с гордостью носит с той ночи, когда была убита моя мать, — леденящее душу напоминание об обещании, которое сдержал человек в маске, всегда наблюдавший за нами. Вечно защищающий.
Моя ладонь касается его щеки, большой палец проводит по шраму возле губы, затем по шраму на челюсти. Он принимает мои прикосновения, вздыхая с облегчением, наконец-то открываясь для интенсивности моих любовных проявлений, прежде чем продолжить.
— Я люблю тебя каждым отзвуком своего темного и пустого сердца, в котором живет мой разбитый призрак души. Я люблю тебя всеми слезами моего измученного разума. С каждым мучительным вздохом.
Скользнув рукой по моей шее, он притягивает меня к себе, пока наши лбы не соприкасаются, кончики носов не касаются друг друга, а его прямой взгляд пронзает всю глубину меня.
— Ты помогла мне обрести частичку покоя в мире, полном боли, — шепчет он мне в губы, и его нижняя губа дрожит. — Мне просто… — он сглатывает, — нужно было, чтобы ты знала.
Я благосклонно улыбаюсь ему в ответ, чувствуя себя благословенной и счастливой до невозможности.
— Мы выше любви, — задыхаясь, произношу я, проводя губами по его мягким губам.
Его губы зеркально отражают мои, а его призрачно прекрасная улыбка на мое заявление согревает самую глубокую часть моей души. Его язык пробует мои губы на вкус, прежде чем я встречаю его своими, скрепляя нашу связь.
Мое сердце принадлежит человеку, который спас меня, дав мне голос, чтобы спастись самой.
Такая связь, как у нас, не предназначена для любовных историй. Она трагична и порочна в своей основе. Она полна темных и тревожных желаний, которые не могут сдержать традиции и общественные нормы. Преданность другому, проросшая сквозь грязь трагедий прошлого.
Это яд нового цветка, раскрывающегося в своем ядовитом цветении перед миром, который не готов принять темную красоту его шипов. Это редкая, но горькая болезнь, которая просачивается в кровь и держит вас в плену ваших желаний, захватывая и контролируя, только поглощая изнутри ложные представления о том, кем мы себя считали.
Это больная любовь.
И она полностью принадлежит нам.
60. Эпилог: Очищение
Ее глаза закрыты, медленный ровный вздох вырывается из ее приоткрытых губ.
Ангел в самом темном свете.
Моя прекрасная куколка хочет поиграть, погрузиться в глубины тех скрытых желаний, о которых не говорят, боясь показаться сумасшедшими, психопатами и дьявольски нечистыми. Но именно такими мы и являемся, и именно так мы живем. Дикие, сырые и совершенно нефильтрованные.
Я поднимаю ее обмякшее тело с дивана в нашем временном доме и веду в заднюю спальню. Мы в бегах, перелетаем из города в город, Африка — следующий пункт назначения в нашей бесконечной миссии мести тем, кто причинил ей зло. Но после столь необходимого исцеления с моей стороны моя малышка нуждалась в чистке, и то, как она попросила об этом, заставило мой член практически резать стекло от возбуждения.
Установив камеру в углу комнаты и сосредоточив внимание на нас, я укладываю ее на середину кровати королевских размеров, поверх черного покрывала с подушками. Ее вялое тело обмякло, и мягкость кровати грозила поглотить ее великолепные изгибы целиком.
Сняв с нее цветочное платье-слип, которое так невинно мило смотрелось на такой коварной маленькой дьяволице, я смотрю на ее оцепеневшую фигуру, прикрытую лишь белым кружевным лифчиком и трусиками, наслаждаясь открывшимся передо мной зрелищем.
Ее левый сосок выскользнул из-под края бюстгальтера, а трусики сидят на бедрах неровно от первоначальной борьбы. Она не знала, когда это произойдет, только то, что это произойдет. Борьба с этим не помогла бы ей, только еще больше раззадорила бы монстра, живущего глубоко внутри меня.
Она поддалась действию успокоительных, но время от времени из ее горла вырывается тихий стон, давая мне понять, что она еще не слишком далеко ушла.
Моя маленькая непослушная куколка.
Я ползаю по ее фигуре, медленно поглощая ее. Облизывая ее от основания бедра до косточки, я осыпаю теплую плоть под собой беспорядочными поцелуями с открытым ртом. Я провожу языком по ее животу, лижу между грудей, пока не добираюсь до сосков. Я посасываю и смакую каждый из них, стараясь прикусить кончики достаточно сильно, чтобы они покраснели и болели. Наказание за то, что она предложила это тело кому-то, кроме меня, даже если в процессе она разрушила целый священный институт.