Внезапная ясность обрушивается на меня. Я делаю с Сэйнтом то, что Эроу так легко делает со мной.
Не задумываясь, я совершаю то, что мне кажется естественным в данный момент, наклоняю подбородок вверх и закрываю глаза. Сэйнт наклоняется вперед, его руки опускаются на край плиты позади меня, а его губы мягко касаются моих. Делая последний шаг, я прижимаюсь к его рту. Его мягкие губы прижимаются в ответ, и не успеваю я опомниться, как его руки оказываются на моих бедрах, крепко обхватывая мою плоть под шелком платья, а наши рты раскрываются, и наши языки соприкасаются.
Искры электричества пробегают по всему моему животу, приземляясь глубоко в том месте, которое жаждет трения.
Я хватаюсь за его шею, открывая рот для поцелуя, которого никогда раньше не испытывала. Мой живот скручивается от удовольствия, когда его язык скользит по-моему. Но даже не поцелуй заставляет меня так крепко зажмуриться. Дело в том, что он смотрит. Знание того, с каким гневом мне скоро придётся столкнуться из-за того, что перешла границы дозволенного, заставляет мои бедра сжиматься, а внутренности воспламеняться от неописуемого удовольствия.
Я хочу надавить сильнее. Я хочу стать свидетелем того, как он снова сломается.
Сэйнт отстраняется от поцелуя, задыхаясь, когда его хватка на моих бедрах ослабевает.
— Я… Брайони, мне так жаль… — он качает своей головой, прижимаясь к моей. — Я не должен был этого делать.
Облизывая губы, я пытаюсь успокоить дыхание, когда Сэйнт удивляет меня, снова хватая за бедра и оттаскивая от плиты. Я сталкиваюсь с его грудью, и его объятия усиливаются, когда он прислоняется спиной к противоположной столешнице. Руки обхватывают моё тело, одна ладонь скользит вниз, чтобы обхватить мою задницу. Его язык снова облизывает мою нижнюю губу и проникает внутрь моего рта.
Этот поцелуй дикий. Более безрассудный, чем первый. Он наполнен неконтролируемой страстью, которая исходит из того места внутри нас, которое мы отрицаем. Я чувствую, как он толкается бедрами вперед, его член твердеет под брюками, требуя какого-то вмешательства.
Я опускаю ладонь между нами, обхватывая его, и он стонет мне в рот. Он трется о мою руку, и я отмечаю, насколько он большой, когда его язык переплетается с моим. Его рука касается моей шеи, и мне до боли хочется почувствовать его крепкую хватку, лишающую меня воздуха.
Эроу душил меня. Он смотрел, как кислород покидает моё тело, заставляя меня умолять об оргазме, прежде чем вернуть мне жизнь. Он подарил мне дар пососать его язык вместо того, чтобы поцеловать меня в знак своей извращенной формы привязанности.
Сэйнт целует губы, которые только недавно были покрыты Эроу.
Я выныриваю из омута похоти при этом напоминании, прижимаю руки к груди Сэйнта, пока не отстраняюсь от него, разрывая нашу связь.
Его глаза расширены и паникуют от моей реакции, но он не имеет ни малейшего представления о причине того, почему я это сделала.
— О нет, — шепчет он, его рука поднимается, чтобы потереть лоб. — Нет. Брайони… я…
Я не могу поверить, что это действительно произошло. Я не такая девушка. Я не могу быть ею.
— Я не должен быть здесь. Мне нужно идти, — торопит он, проводя рукой по шее. — Я не должен был так поступать с тобой.
Он проводит той же рукой по лицу, на котором уже присутствует выражение мучений.
Но не сам поцелуй привел меня в замешательство. А то, что я сделала до него, и то, что я сделала после него. Какая-то больная часть меня наслаждалась отвратительной игрой Эроу.
— Сэйнт, — говорю я, протягивая руку и отводя его ладонь от лица. — Всё… всё в порядке. Это была не твоя вина.
Он вздыхает и снова смотрит на меня.
— И, если честно, — продолжаю я мягко. — Это… это была моя любимая часть вечера.
Его глаза, полные беспокойства, снова тают в легкой улыбке от моей лжи. Реакция на это будет моей любимой частью вечера.
Он выпрямляется, и я сжимаю его руку в своей.
— Это такая плохая идея, — шепчет он, глядя на наши руки. — У нас будет столько неприятностей, если они узнают, что я пришел сюда и практически напал на коллегу Magnus Princeps.
Насмешка грозит покинуть меня, но я сглатываю её. Сэйнт беспокоится о неприятностях, связанных с поцелуем, в то время как я буквально чуть не стала свидетелем того, как Божий человек самым ужасным образом надругался над ребёнком. Ирония Академии Завета и нашей епархии в целом осеняет меня, и необходимость раскрыть правду становится моей новой миссией.
— Чай в другой раз? — спрашивает он с раскаянием, намекая на то, что ему необходимо оставить свои соблазны.