Я кончаю в ней, освобождаясь, прежде чем выйти и выплеснуть остатки своей спермы горячими волнами на её сморщенное отверстие. Наши бешеные вздохи вторят друг другу, когда блаженное ощущение распространяется по моим расслабленным конечностям. Переводя дыхание, я смотрю на нее, лежащую лицом вниз, на её бедра, дрожащие после оргазма, который пронзил всю её изнутри. Моя сперма стекает струйкой по ее набухшим половым губам в грязь. Собрав остатки своего оргазма, я медленно заталкиваю их в ее попку, наслаждаясь ощущением тугого сфинктера вокруг моего пальца, прежде чем снова наклониться к ней.
— Я принадлежу тебе, Брайони. Точно так же, как каждая частичка тебя будет принадлежать мне.
Она слегка стонет, её веки опускаются, и я знаю, что больше всего на свете ей нужен отдых.
Когда ремень снят с её запястий, её руки падают на землю рядом с ней. Она полностью измотана. Я истощил свою бедную куколку эмоционально, умственно и физически до полного изнеможения. После того, как я снова натягиваю штаны, я наклоняюсь и беру ее на руки.
Ее маленькое запачканное личико прижимается к моей груди, в волосах застряла веточка. Она дарит мне неприкрытую уязвимость, которой я так жажду. Я всегда надеялся, что она будет той, кто мне нужен, что ее сила, стойкость и интеллект перевесят токсичных мужчин, пытающихся исказить её невинный разум. Но то, что она отдает мне в ответ, крайне неожиданно. Сейчас я существую только для нее. Я, блять, убью Брайони, если она когда-нибудь попытается бросить меня, а затем закончу свою жалкую гребаную жизнь прямо рядом с ней. Вот так просто.
Я несу ее до своей хижины, и её мягкая маленькая ручка касается кожи моей шеи.
— Покажи мне, — шепчет она, её ангельские голубые глаза распахиваются, чтобы сфокусироваться на мне. Пальцы касаются черной краски на моем лице, размазывая её от подбородка к шее. — Я готова.
Слова, такие простые, но в них заключено многое.
Пути назад нет. Как только Брайони увидит меня, она либо примет правду и нашу совместную судьбу, ведущую к разрушению, либо я буду вынужден завершить работу, которую никогда не собирался заканчивать.
34. Чудовищные лица
Его руки, обнимающие меня, говорят на совершенно другом языке, нежели слова его тела в лесу. Ладони прижимают меня к нему в новом, неожиданном объятии. Утешительном. Почти нежном и заботливом.
Эроу несет меня в ванную комнату одной из самых странных хижин, которые я когда-либо видела.
Я бы даже не назвала это хижиной. Слово «хижина» для меня подразумевает что-то старое, деревенское и теплое. А это изящная оболочка модерна. Благодаря линейной архитектуре экстерьер может похвастаться высоким уровнем мастерства, что отражается и на интерьере. Ничего, кроме черных стен, гранитных полов, мебели, которая практически лежит на полу пол из-за своей низкой высоты, и панорамных окон, выходящих на полностью скрытый лес позади нас под ними.
Это похоже на убежище миллиардера, а не бездомного преследователя, который трахает свои завоевания в лесу, вдавливая их лицом в землю.
То, что мы там сделали, было животным. Органически первобытным. Необузданная страсть его неослабевающей потребности всколыхнула мою внутреннюю женственность, превратив ее в ураган желания. Я нуждалась в том, чтобы он заявил свои права на меня в своем лесу, и жаждала того, чтобы он кончил на меня, как на какую-то помеченную собственности. Мне стало ясно, что подчинение во время секса возбуждает меня. Мне нравилось чувствовать себя принадлежащей кому-то и приниженной, чтобы открыться этому ощущению полного освобождения. Для женщины, которая ежедневно ведет войны за равенство, это было, как не странно, очищающее чувство.
Оргазм, который я испытала там, в этой грязи, противоречит всему, чего я должна была хотеть от секса и близости, и все же он ужасает меня, потому что теперь я не могу воспринимать этот акт иначе. Стать одной плотью — вот что Он задумал для нас. Секс — это форма поклонения, и то, что мы сделали, было ничем иным, как почитанием этой новообретенной религии, которую мы создали. Я не хочу ничего другого, кроме как этого вида первобытной страсти, этого покалывающего позвоночник требование его тела в самой глубине моего.
Усталость берет верх, и мои веки тяжелеют. Он усаживает меня на столешницу просторной и элегантной ванной комнаты, включает одну из самых больших душевых кабин, которые я когда-либо видела, и возвращается ко мне с маленьким белым полотенцем для рук.