— Кто такая Вероника Филдс? — спрашиваю я, с нетерпением ожидая ответа.
Не дождавшись ответа, он убирает нож, а я подбираю с лесной подстилки другой. Снова усаживаясь перед деревом, я наблюдаю, как сжимается его челюсть.
— Моя мать.
У меня болит сердце за него. Я вспоминаю, что он мне о ней рассказывал.
— Бросай, — говорит он, прерывая мои мысли.
Я терпеть не могу его односложные ответы. Они приводят меня в ярость. Я делаю еще один бросок, целясь в то же место, которое он уже указал. Он даже не вздрагивает, когда я бросаю. Он не трусит и не двигается, когда ножи летят в его сторону. Я не могу этого понять, и это только разжигает мою ярость.
Рукоятка ножа отскакивает от дерева над его головой и падает в грязь.
— Почему они хотят моей смерти?
— Ты уверена, что хочешь задать именно этот вопрос? Ты уже знаешь ответ, — самодовольно комментирует он, поднимая нож.
Ты давишь и давишь… Ты просто продолжаешь давить. Его слова оживают в моем сознании.
Эти игры. Этот человек. Ответы, которые он знает, но не хочет говорить. Я ломаюсь.
— Ответь мне! — кричу я в отчаянии.
— Потому что ты не была предназначена для этого, Брайони! Если бы ты просто заткнулась и играла в милую домохозяйку, ты бы не оказалась в этой гребаной передряге. Но нет, — огрызается он. — Тебе ведь тоже нужно было завоевать их мир, не так ли?
— Это ничего мне не объясняет, Эроу! — я подбираю с земли еще один нож. — Этого недостаточно! — я бросаю его в него.
Он попадает в дерево над его головой, вонзаясь в кору под странным углом. Его глаза слегка расширяются, но он снова возвращается к своему спокойному поведению. Меня это бесит. Я хочу, чтобы он пылал красным гневом. Я хочу, чтобы он отреагировал на меня. По какой-то странной причине это маленькое действие сводит меня с ума как никогда.
— Я хочу знать все! — кричу я. — Расскажи мне все!
Я выхватываю из грязи еще один клинок и бросаю его в сторону мужчины. Оно вонзается в дерево слева от него, над его плечом. Я попала туда, куда намеревалась. Призрак ухмылки появляется на его губах. Он наслаждается этим. Этот больной и извращенный ублюдок наслаждается моим эмоциональным возмущением и смятением.
Тот самый гнев, который они учили меня скрывать и сидеть тихо с Иисусом в мыслях, вопросы, которые я всегда хотела задать, но мне не разрешали, правила, которые я никогда не понимала, но которым должна была подчиняться… Все мое прошлое настигает меня, и я ломаюсь. Я теряю всякий самоконтроль, который, как мне казалось, сохранился за все годы пребывания в Завете.
Ножи кончились, или он так думает. Все, кроме одного. Я тянусь за спину, в заднюю часть своего белого камзола, и вытаскиваю из плотной ткани сувенирный нож, подаренный мне самим учителем. Пришло время его испытать.
Одним движением руки я освобождаю клинок и быстро целюсь ему прямо в голову. Его взгляд больше не прикован ко мне. Ножи разбросаны на земле перед ним. Он не понимает, что я все еще держу один. Он думает, что у меня их больше нет.
Лезвие выскальзывает из кончиков моих пальцев, унося с собой, как мне кажется, последние остатки прежнего облика. Я мгновенно понимаю, что мой прицел и траектория слишком точны. Нож летит к его голове, по прямой траектории к лицу. Быстрым движением руки он ловит нож за мгновение до того, как он попадает в него. Его грудь вздымается, кровь стекает по руке. Он поймал лезвие ладонью прямо между расширенными глазами.
Он переводит взгляд с пореза перед собой на мое лицо за ним, явно потрясенный удивлением.
Я сглатываю, и в ушах раздается стук сердца, переходящий от гнева в удары абсолютного страха.
Эроу отталкивается от дерева и начинает приближаться ко мне.
Я делаю шаг назад, спотыкаюсь о собственные ноги и падаю на землю, а затем отталкиваюсь основанием ладоней, подтягиваюсь на них и встаю. Он настигает меня, захватывая черные волосы на затылке в свою израненную руку. Я задыхаюсь, когда он держит клинок передо мной, его темные глаза ищут меня.
— Ты сломалась, — шепчет он, задыхаясь, и в его взгляде появляется удивление и изумление, когда он медленно качает головой в недоумении. — Детка… ты сломалась.
Он тяжело наваливается на меня, складывая нож в одной руке, а его глаза остаются прикованы к моим. Он засовывает его обратно в ремешок моей облегающей майки, а пальцы задерживаются на буграх плоти, быстро поднимающихся и опускающихся между нами. Его большой палец намеренно проводит по каменному соску, и от одного мягкого щелчка электричество пробегает от этого ощущения до боли между ног.
Страх и возбуждение. Так похожи. Мощные, а порой и всепоглощающие. Как и все его воздействие на меня.