- Уилл, нет, - умоляет она. – Пожалуйста, не злись на меня. – Она смотрит на меня, в ее глазах слезы. Когда она плачет, ее глаза становятся блестящего, глубокого синего цвета. Я говорил ей, что они такого же цвета, как и океан. Теперь, когда я смотрю в эти глаза, я начинаю презирать океан.
Я отворачиваюсь от нее и хватаюсь за обе стороны двери, прижимая голову к дереву. Я закрываю глаза и пытаюсь сдерживаться. Как будто давление, стресс, эмоции, которые я копил последние две недели – как будто я сейчас взорвусь.
Она мягко опускает руку на мое плечо, пытаясь утешить меня. Я скидываю ее и снова поворачиваюсь к ней. – Две недели, Вон! – кричу я. Я осознаю, что я сейчас очень громкий, поэтому приглушаю голос и ступаю к ней ближе. - Они мертвы две недели! Как ты можешь думать о себе прямо сейчас?
Она проходит мимо меня через дверной проем, к гостиной. Я следую за ней, она хватает с кресла сумку и идет к входной двери. Она открывает дверь и поворачивается, прежде чем уйти. – Однажды ты меня поблагодаришь, Уилл. Я знаю, что сейчас это не кажется правильным, но однажды ты узнаешь, что я сделала для нас лучшее.
Она поворачивается, чтобы уйти, а я кричу ей вслед, - Это лучшее для тебя, Вон! Ты делаешь, как тебе лучше!
Как только за ней закрывается дверь, я срываюсь. Я несусь в свою комнату и хлопаю дверью, затем поворачиваюсь и колочу по ней, сильнее и сильнее. Когда я прекращаю чувствовать свою руку, я зажимаю глаза и прислоняюсь лбом к двери. Мне столько нужно осознать всего, что произошло за две недели – и я не знаю, как осознать и это тоже.
Что, черт побери, произошло с моей жизнью?
В конечном счете, я иду к кровати и сажусь, поставив локти на колени, голова в моих руках. Мои мама и папа улыбаются мне из фоторамки на моем прикроватном столике, смотря, как я раскрываюсь.
Смотря, как кульминация всего, что произошло за последние две недели, разрывает меня на части.
Почему они к этому заранее не подготовились? Почему они отважились оставить меня со всей этой ответственностью? Их плохая подготовленность стоила мне моей стипендии, любви моей жизни, и сейчас, возможно, моего ближайшего будущего. Я хватаю фотографию и зажимаю между пальцами. Со всей силы сжимаю ее, пока стекло не бьется под моими пальцами. Когда она разбита – как и моя жизнь - я замахиваюсь и кидаю ее так сильно, как могу, в стену напротив меня. Рамка разбивается на две части, когда ударяется о стену, осколки рассыпаются по ковру.
Я тянусь, чтобы выключить лампу, когда моя дверь снова открывается.
- Просто уйди, Вон. Пожалуйста.
Я смотрю и вижу плачущего в дверном проеме Колдера. Он выглядит напуганным. Точно так же он выглядит каждый раз, с тех пор, как погибли родители. Точно так же он выглядел, когда я помахал ему на прощание в больнице и позволил ему уехать с моими бабушкой и дедушкой. Этот взгляд разрывает мое сердце на две части, каждый раз, как я вижу его.
Этот взгляд моментально возвращает меня на землю.
Я вытираю глаза и машу ему, чтобы он подошел ближе. Когда он подходит, я обнимаю его и усаживаю на колени, затем крепко сжимаю, пока он плачет в мою рубашку. Я укачиваю его и глажу его волосы. Я целую его в лоб и прижимаю ближе.
- Опять хочешь спать со мной, дружок?
Глава 2
Медовый месяц
- Вау, - говорит Лейк недоверчиво. – Какая самовлюбленная сучка.
- Да. Спасибо, Господи, за это, - говорю я. Я сжимаю пальцы за головой и смотрю в потолок, отражающий положение Лейк в кровати. – Смешно, что история повторилась.
- Что ты имеешь в виду?
- Подумай. Вон рассталась со мной, потому что не хотела быть со мной, потому что жалела меня. Ты рассталась со мной, потому что думала, что я с тобой, потому что жалею тебя.
- Я с тобой не расставалась, - говорит она, защищаясь.
Я смеюсь и присаживаюсь на кровать. – Черт побери, ты это сделала! Твои слова были такими: Мне не важно, займет ли это дни, или недели, или месяцы. Это расставание.
- Я так не делала. Я давала тебе время подумать.
- Время, которое мне не нужно было. – Я ложусь обратно на подушку и смотрю на нее. – Это действительно было похоже на расставание.
- Хорошо, - говорит она, смотря на меня. – Иногда двум людям нужно разбежаться, чтобы понять, как сильно им нужно быть вместе.
Я беру ее руку и кладу между нами, затем ласкаю ее большим пальцем. – Давай не будем снова разбегаться, - шепчу я.
Она смотрит в мои глаза. – Никогда.
В том, как она смотрит на меня в тишине, ощущается ранимость. Ее глаза изучают мое лицо и ее рот изгибается в легкой ухмылке. Она не говорит, да ей и не надо. Я знаю, что в эти моменты, когда есть только я и она и больше никого, она действительно глубоко в душе любит меня.
- Что было, когда ты первый раз увидел меня? – спрашивает она. – Что заставило тебя пригласить меня? И рассказывай мне все, даже плохие мысли.
Я смеюсь. – Плохих мыслей не было. Шаловливые мысли, возможно. Но не плохие.
Она ухмыляется. – Ну, тогда расскажи мне.
Предисловие
Я держу телефон плечом у уха и заканчиваю заправлять рубашку. – Я обещаю, бабушка, - говорю я в трубку. – Я уеду прямо после работы в пятницу. Мы будем там к пяти, но прямо сейчас мы опаздываем, мне нужно идти. Я позвоню тебе завтра.
Она прощается со мной и я вешаю трубку. Колдер идет через гостиную, неся перекинутый через плечо рюкзак и зеленую, пластиковую армейскую каску на голове. Он всегда пытается протащить некоторые вещи в школу. На прошлой неделе, когда я его подвозил, он вышел из машины до того, как я заметил, что на нем кобура.
Я подхожу и снимаю каску с его головы и швыряю ее в кресло. – Колдер, иди в машину. Мне нужно взять мои вещи.
Колдер выходит и я сгребаю все бумаги, раскиданные по барной стойке. Я закончил подготовку за полночь вчера. Я преподаю только восемь недель, но начинаю понимать, почему у нас нехватка учителей. Я засовываю стопку бумаг в переплетчик, затем засовываю его в сумку и выхожу.