Мы заходим к нам, я веду ее в гостиную, а сам выхожу в кухню, достаю из шкафчика аптечку и нахожу пластырь. Оглядываюсь. Она смотрит на висящие на стене фотографии. Фотографии моих родителей.
«Пожалуйста, не спрашивай меня о них… Пожалуйста!»
Сейчас мне совершенно не хочется об этом говорить, поэтому я спешу отвлечь ее внимание от фото:
– Сначала надо промыть, потом уже пластырь клеить.
Я закатываю рукава, поворачиваюсь к раковине и смачиваю под краном салфетку. Ловлю себя на том, что стоило бы поторопиться, но делаю все неспешно. Мне просто хочется растянуть процедуру, чтобы подольше побыть с ней рядом. Я даже не заметил, в какой момент желание узнать ее поближе превратилось в необходимость. Когда я поворачиваюсь к ней, она быстро отводит глаза. Я не совсем понял, почему она так смутилась, но выглядит до ужаса мило.
– Все нормально, – говорит она, протягивая руку за салфеткой, – я сама.
Отдав ей салфетку, я беру в руки пластырь и на удивление долго вожусь с упаковкой. Все это время мы не произносим ни слова. Почему-то в ее присутствии этот дом кажется особенно пустым и тихим – аж мурашки по коже. Когда я один, тишина как-то незаметна, а вот сейчас, когда мы оба неловко молчим, тишина становится неприятно навязчивой. Надо срочно что-то сказать, чтобы заполнить пустоту, думаю я, и выдаю:
– И что же ты делала на улице в одной пижаме в семь утра? Вы что, еще не все вещи разгрузили?
Она отрицательно качает головой, бросает салфетку в мусорное ведро и коротко бросает:
– Кофе.
– Вот как? Значит, ты не жаворонок?
Я втайне надеялся, что именно в этом причина ее плохого настроения. Вот и славно, значит, это от недостатка кофеина, а не оттого, что я ей не интересен. Я подхожу к ней ближе, чтобы наклеить пластырь на ее плечо, и незаметно делаю глубокий вдох. Странно, но каждое прикосновение к ней вызывает во мне бурю эмоций. Наклеив пластырь, я аккуратно разглаживаю его, слегка надавливая на края кончиками пальцев. У нее по коже бегут мурашки, и она обхватывает себя за плечи, словно пытается согреться.
Мурашки, значит… Что ж, неплохо для начала!
– Ну вот, – говорю я, еще раз проглаживая пластырь, хотя это совершенно не требуется, – как новенькая!
– Спасибо, – откашлявшись, благодарит она и встает. – На самом деле я жаворонок, но только после чашки кофе.
Кофе! Ей нужен кофе! У меня есть кофе!
Быстро подхожу к стойке, где в кофеварке еще плещутся остатки теплого утреннего кофе, достаю из буфета чашку, наливаю и ставлю перед ней на стойку.
– Сливки-сахар?
– Нет, спасибо, – с улыбкой качает головой она.
Прислонившись к стойке, я наблюдаю, как она подносит чашку к губам, осторожно дует на кофе, а потом делает глоток, не сводя с меня взгляда.
Впервые в жизни я готов отдать все, лишь бы поменяться местами с этой чашкой!
Ну почему мне нужно идти на работу?! Да я мог бы целый день стоять и смотреть, как она пьет кофе! Она, наверное, не понимает, с чего вдруг я так на нее уставился. Выпрямившись, я бросаю быстрый взгляд на часы:
– Мне пора идти. Брат в машине ждет. Надо ехать на работу. Давай я тебя домой провожу, а кофе можешь прихватить с собой.
Она смотрит на чашку и читает надпись. Я даже не заметил, что дал ей чашку отца. Пробегает пальцами по буквам и улыбается:
– Да я и сама дойду. По-моему, я уже вполне способна сохранять вертикальное положение.
Она проходит через гостиную, открывает дверь, и тут я замечаю, что моя куртка висит на спинке дивана.
– Лейкен, подожди! – окликаю ее я. – Надень, там холодно!
Она пытается отказаться, но я упрямо качаю головой и настаиваю на своем. Ведь тогда ей придется вернуть мне куртку, а я на это как раз и рассчитываю. Она улыбается, накидывает куртку на плечи и выходит на улицу.
Уже дойдя до машины, я оборачиваюсь и смотрю ей вслед. Мне нравится, как она выглядит в моей куртке поверх пижамы. Кто бы мог подумать, что пижама и тапочки с Дартом Вейдером могут смотреться так сексуально?!
– Лейкен! – кричу я, и она оборачивается на пороге своего дома. – Да пребудет с тобой великая сила! – смеюсь я и запрыгиваю в машину, прежде чем она успевает что-то ответить.
– Ты чего так долго? Я з-з-з-замерз! – возмущается Колдер.
– Прости, дружок. Лейкен ударилась, – объясняю я и выезжаю из двора.
– А что случилось? – спрашивает он.
– Решила прогуляться по обледенелому бетону в тапочках с Дартом Вейдером. Упала и поранилась.
– У нее тапочки с Дартом Вейдером?! – восторженно хихикает Колдер.
– Прикинь! – подмигиваю ему я.