Лаверн еле заметно пожал плечами и шепнул одними губами:
– Извини.
Последовавшие за этим две недели он провёл в больнице. Его единственным посетителем был Синтас, в котором неожиданно проснулся хороший друг.
Он взял у врачей брошюру о паллиативном лечении и пообещал лично проследить за исполнением всех пунктов. Это рвение рассмешило Лаверна, позволив отвлечься от тягостных мыслей, но в ту же ночь сосед по палате, в которой он лежал, умер, напомнив ему о том, что скоро это случится и с ним.
Оставшись в одиночестве, Лаверн достал спрятанную пачку сигарет и закурил. Ночь была тёмной, и крохотный красный уголёк сигареты, казалось, был способен осветить всю палату. Зловещая тишина давила на уши. Одиночество и пустота стали почти материальными. Никогда прежде Лаверн не ощущал так явственно близость смерти. Она стояла возле кровати, дышала в затылок. Заботы и препараты возвращали силы, но Лаверн знал, что стоит ему уйти из больницы, стоит остаться без живительных растворов, вливаемых круглосуточно в вены, и от сил не останется и следа. Он умрёт в муках и страданиях.
Он вспомнил, как умирал мужчина на соседней кровати и ужаснулся. Нет. Нужно уходить из больницы. Здесь они ничем не могут помочь ему. Они заставят его тело работать, выжмут из него последние силы, а потом оставят один на один с беспомощностью и безумием. Они не смогут продлить его жизнь, они лишь продлят мучения.
Лаверн заснул, надеясь, что утро развеет всё страхи и отчаяние. Но утром, когда пришёл врач, сразу же перешёл к тому, что ему, скорее всего, будет лучше, если он продолжит лечение в домашних условиях.
Собрав вещи, он отказался вызывать Синтаса, и, убеждая себя, что сил хватает для того, чтобы самостоятельно передвигаться, вышел из больницы в раннюю осень.
– Какой же ты неугомонный! – обиделся на него вечером Синтас, заставляя принять прописанные врачами таблетки.
Лаверн притворился, что выпил их, но тут же выплюнул, зайдя в туалет. «Пусть смерть будет быстрой», – думал он, закрываясь в своей комнате. Разбросанные на полу фотографии были собраны и лежали внушительной стопкой на прикроватной тумбе. «Из Синтаса получится хорошая хозяйка», – думал Лаверн, лаская пальцами шероховатую поверхность фотоаппарата. К фотографиям прикасаться не хотелось. Они были словно отвергнувшая его любовь возлюбленная, каждое упоминание о которой не принесёт ничего, кроме боли.
Лаверн заснул, мечтая о том, чтобы сны позволили ему отвлечься от безнадёжной реальности. Но сны принесли лишь смерть. Он лежал на больничной койке и ни один мускул не подчинялся ему.
Врачи сновали между рядами уходящих вдаль кроватей и констатировали смерть одного за другим. Смерть, которая приближалась к нему. Невидимая, непостижимая. Смерть, которой невозможно ничего объяснить, невозможно дать взятку. Она не будет слушать уговоры. Не даст отсрочки. Смерть придёт за ним в тот момент, когда решит, что настало его время. Бросит его в бездну, из которой он никогда не сможет выбраться.
Лаверн проснулся, стараясь не закричать. Рвотные массы заливали мокрую подушку. Дождавшись, когда Синтас уйдёт, он прибрался в комнате и сменил постельное бельё. Эта процедура отняла у него последние силы, и остаток дня он пролежал в кровати. Вечером зашёл Синтас и заставил его поесть.
Полученное лекарство Лаверн снова выплюнул. Дождался ночи и с опаской попытался заснуть. Но в мире грёз была лишь смерть. И так день за днём. Через неделю Лаверн боялся спать. Спазмы стали частью его жизни, но это было лучше, чем отчаяние и безнадёжность во снах. В конце концов, он ещё мог следить за собой. Мог самостоятельно ходить в туалет и иногда обедал вместе с Синтасом на кухне.
Как-то ночью, когда сон схватил его крепкой хваткой, Лаверн решился вернуться к сделанным фотографиям. Ведь если сновидения не что иное, как пережитое за день, то пусть лучше ему снится отвергнувший его мир, чем больница и смерть.
Лаверн перекладывал фотографии, и время, когда он делал их, снова и снова бегая в ателье, чтобы проявить, казалось далёким, словно прошло много лет. С какой-то нежной улыбкой он вспоминал девушку из ателье, достававшую его своими нападками, вспоминал те несколько счастливых дней, проведённых в мире прошлого.
Затем в воспоминаниях появились Джесс и Кип. Память о них была совсем далёкой, и он неосознанно считал эту жизнь чем-то завершённым, словно уже умер.
На несколько дней подобного подхода хватило на то, чтобы изгнать смерть хотя бы из снов. Лаверну показалось, что силы начали возвращаться к нему.
Но, выйдя на улицу, он понял, что это не так. Люди бежали и бежали, а он смотрел на них и завидовал белой завистью. Так он простоял около часа, а когда решил вернуться, то почувствовал небывалую слабость.