Потом я узнал, что его вызывал «на ковер» сам В.Н.Севрук, куратор книжных издательств в Отделе пропаганды ЦК. Он кричал, топал ногами и требовал ни в коем случае не выпускать книгу. У Ганичева не повернулся язык сказать, что весь стотысячный тираж отпечатан, а часть даже отправлена в Книготорг[4].
Не зная еще ничего этого, я спросил:
– Валерий Николаевич! Что сказали в ЦК?
Он поднял на меня полные невыразимой тоски глаза и мрачно произнес:
– Оказывается, еще в январе (то есть год назад! – С.Р.) было принято решение прекратить критику Лысенко. К сожалению, я этого не знал.
Я так и сел перед ним… Лысенко снова поставлен вне критики? Всё возвращается на круги своя?! Книга, конечно, погибла, но это уже пустяк, если шарлатанство снова будет господствовать в целой науке!
– Вот! – Ганичев протянул мне экземпляр книги с торчащими из нее закладками. – Можете ознакомиться.
Еще на ходу, поднимаясь по лестнице с четвертого этажа на пятый, я стал просматривать высочайшие замечания.
Прежде всего, поразился их убогости.
Всего в книге (разумеется, в последней части) было отчеркнуто синим карандашом шестнадцать мест. Почти все пометки стояли там, где упоминалось имя Лысенко… Но ведь в книге это имя упоминалось сотню, а то и две сотни раз! Почему отчеркнуты именно эти шестнадцать? Может быть, здесь это имя сопровождается особенно «сильными» характеристиками? Оказалось, ничего подобного. Часто рядом, на тех же страницах, имя Лысенко стояло в более негативном контексте!
Было очевидно, что высочайший цензор лишь бегло пролистал книгу и черканул там и сям без всякого разбора. Вот как делалось дело в лучезарной советской действительности! Пять лет работы, труд рецензентов, редакторов, типографии – всё коту под хвост только потому, что где-то ступенькой выше кто-то кисло поморщился!
Я заново прокрутил в голове разговор с Ганичевым. С удивлением отметил, что он ни словом не упомянул о протаскивании материалов Жореса Медведева (значит, это обвинение отпало!), зато сослался на какое-то секретное решение ЦК партии годичной давности. И мне вдруг стало понятно, что это блеф! Его запугали в ЦК мнимым постановлением те, кто, может быть, хотел бы, чтобы оно было принято, да провести его бессильны!
В самом деле, как могло существовать постановление, пусть сверхсекретное, но прямо касающееся печати, а об этом не подозревали не только такие рядовые работники, как я, но и завредакцией Коротков и даже директор крупнейшего издательства Ганичев? И как мог не знать об этом Главлит? И как могли не знать министр Столетов и сотрудник аппарата ЦК Андреев?
Да и в самое последнее время в печати появлялись статьи с критикой Лысенко. Академик Семенов даже в «Коммунисте» писал, что Лысенко и Презент «стремились к диктату в науке». Не мог ведущий орган Центрального Комитета партии печатать статью вразрез с постановлением ЦК!
Очевидно, что такого постановления не было, а был донос на мою книгу, и ему дали ход! Но от кого он мог исходить? От Лысенко и его людей? Но ведь книга еще не поступила в продажу, ее еще никто не видел!
Позднее, от бывшего ученика Лысенко, доктора биологических наук А. К. Федорова, который порвал со своим учителем, но сохранил связи в близких к нему кругах, мне стала известна технология этого дела. Мне приходилось бывать в библиотеке министерства сельского хозяйства, и я знал, что ею заведует жена доцента МГУ Н.И.Фейгинсона, одного из самых упертых противников «формальной» генетики и преданного соратника Лысенко – почти единственного, кто сохранил ему верность после его падения. Однажды, еще в хрущевские времена, мне довелось присутствовать на публичной лекции Фейгинсона в Политехническом музее. Я навсегда запомнил замечательную фразу: «Основы мичуринского учения заложил Трофим Денисович Лысенко». Но я не знал, что ведомственная библиотека министерства сельского хозяйства включена в список, по которому разносились первые сигнальные экземпляры новых книг.
По заведенному порядку, сигнальные экземпляры каждой новой книги разносили по особому списку: в ЦК КПСС, КГБ, Книжную палату, библиотеку имени Ленина и т. п. И вот мадам Фейгинсон, получив экземпляр моей книги, тотчас оттащила его мужу, тот – Лысенко. В их доносе, вероятно, фигурировало и «протаскивание» мною запрещенных цензурой материалов Жореса Медведева. Книгу, как говорили в таких случаях, «поймали на разноске».
Но об этом я узнал лишь через несколько месяцев.
Прежде всего я решил позвонить Андрееву: он давал добро на книгу и должен если не помочь, то объяснить, что происходит. Однако Андреев был предельно сух и немногословен:
4
Между издательствами и Книготоргом имелось соглашение, по которому план по изданию считался выполненным, если в торговые организации отправлена десятая часть тиража; на остальную часть давалась полугодовая отсрочка. Поскольку моя книга стояла в плане 1968 года, а сигнал был подписан только 27 декабря, то в следующие три дня 10 тысяч экземпляров были в пожарном порядке сброшюрованы и отправлены в Книготорг, в противном случае годовой план не был бы выполнен.