…Сергей Иванович слушал их с невозмутимым спокойствием, внутренне холодея от ужаса.
14 июля 1945 г., Москва: «Оно [это назначение] совершенно разрушает мою жизнь и внутреннее естество. Это значит ужас современной Москвы в самом концентрированном виде [навалится] на меня. Это значит расстаться с Ленинградом. Это значит, исчезнет последняя надежда опять вернуться к своему прямому [научному] опыту. А сумею ли я что-нибудь сделать для страны, для людей? Повернуть ход науки?.. Неуютно, смутно, тяжело… Сам не свой».
Если ему так было невмоготу, то почему он не отказался?
Ученые из ближайшего окружения Сергея Ивановича оправдывали его тем, что он пошел на самопожертвование, дабы не пропустить в президенты Вышинского или Лысенко. Мне это не кажется убедительным. Ведь он не мог знать, кто еще числился в том тайном списке.
Почему же «академик Сергей Вавилов после расправы над своим великим братом пошел в лакейские президенты Академии наук», как припечатал его А.И.Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ»?
По поводу этой «припечатки» академик В.Л.Гинзбург написал Солженицыну большое письмо, на что тот ответил телефонным звонком. По свидетельству Ю.Н.Вавилова, Солженицын «признал, что был неправ, и пообещал изъять эту фразу в новой редакции “Архипелага ГУЛАГ”, но почему-то этого не сделал».
Думаю, что ни в каком оправдании Сергей Иванович не нуждается, потому что свободы выбора у него не было. На какой участок борьбы за светлое коммунистическое будущее бросить человека, – решала партия. Согласия не спрашивали – только ставили в известность. Дозволялось немного пококетничать: могу не справиться, не оправдать доверия. Не больше. Партия сказала – комсомол ответил «есть!».
Отказ от президентства повлек бы снятие со всех должностей – с непредсказуемыми последствиями.
Академик И.М.Франк: «Уверен, что без него Физический институт был бы объявлен вражеским гнездом. Было хорошо известно, что мы – его ученики, люди лично ему преданные в жизни и в науке – многим ему обязаны. Защитить нас от неизбежных репрессий он бы уже не имел возможности»[915].
17 июля Сергей Иванович Вавилов был избран президентом Академии наук. За него было подано 92 голоса, против два. (Теперь известно, что против голосовали Т.Д.Лысенко и П.Л.Капица.) «Что на самом деле думали про себя эти академики, и настоящие, и липовые, – конечно, уже растаяло в вечности». Для С.И.Вавилова то было «начало нового препротивного существования, еще дальше удаляющего от себя самого, превращение в манекен, дергаемый ниточками».
Как уже говорилось, Сталин впервые принял нового президента Академии наук полгода спустя. Присутствовали Молотов и Берия.
Личное внимание вождя объяснялось событиями этих шести месяцев.
В ходе Потсдамской конференции, открывшейся в тот день, когда С.И. Вавилов был избран президентом Академии, президент США Гарри Трумэн получил шифрованную телеграмму об успешном испытании атомной бомбы. Скрыть такое достижение от союзника Трумэн считал неудобным, но раскрывать все карты не хотел. Как бы между прочим он сказал Сталину, что создано новое оружие необычайной разрушительной силы, и был рад, что Сталин пропустил эти слова мимо ушей. Трумэн решил, что кремлевский горец не понял, о каком оружии идет речь, не зря же Черчилль называл его: Чингисхан с телефоном.
Чингисхан всё заранее знал: разведка доложила точно. Группа ученых во главе с И.В.Курчатовым, курируемая Берией, работала над созданием своей атомной бомбы. О чем, кстати сказать, президент Академии наук и директор ФИАНа понятия не имел. Он был невысокого мнения о Курчатове, не знал, чем занята его «мистическая лаборатория № 2».
О том, что американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму, С.И.Вавилов узнал из передач иностранного радио. Президенту Академии наук об этом не сообщили.
7 августа 1945 г., Москва: «Вчера ночью радио – об урановых бомбах. Начало совсем новой фазы человеческой истории. Смысл человеческого существования. Возможности необъятны. Перелеты на другие миры. Гораздо дальше [фантазии] Ж[юля] Верна. Но неужели горилла с урановой бомбой? Ум, совесть, добродушие и такт – достаточно ли всего этого у людей. В такой момент я в Академии. Просто страшно.
Наука получила такое значение, о котором раньше писали только в фантастических романах. Eritis sicut Dei».
Eritis sicut Dei — латинский перевод библейского изречения: И будете, как Бог (знать добро и зло). В библейском сказании этими словами Змий искушает Еву. В «Фаусте» Гёте Мефистофель вписывает их в альбом Фауста…