Это было галилеево отречение, которое потрясло 15-летнюю Музу Раменскую.
Но это уже после сессии.
А на самой сессии еще один «менделист-морганист» попросил слова: И.А.Рапопорт. Можно представить себе, с каким злорадством ухмылялись Лысенко, Презент и другие «мичуринцы», пока он поднимался на трибуну. Сдрейфилта-ки бесстрашный вояка из 7-й гвардейской дивизии\
…Юзик осмотрел зал единственным глазом и сказал, что прошедшая сессия – это средневековая инквизиция и охота на ведьм; он, Рапопорт, ни от одного слова не отказывается.
Тут в его единственный глаз ударил луч прожектора. То ли специально был направлен на него, то ли началась киносъемка.
Прикрывая глаз рукой, он сошел с трибуны.
Безумство храбрых.
Понятно, что последнее слово Рапопорта в стенограмму Августовской сессии не вошло. Оно тоже обросло легендами. Его передавали «очевидцы», видевшие, как он, с черной повязкой на глазу, поднялся на трибуну и произнес свои дерзкие слова. Увы, эта пиратская повязка выдает «очевидцев». Когда мне приходилось общаться с Иосифом Абрамовичем, у него на глазу всегда была белая марлевая повязка безукоризненной чистоты. Сейчас опубликовано множество его фотоснимков, сделанных в самые разные годы, от самых ранних, в военной форме, в полевых условиях, до самых последних. Черную пиратскую повязку он никогда не носил.
После сессии ВАСХНИЛРапопорта обрабатывали в парткоме, райкоме, в более высоких партийных инстанциях. Добивались хотя бы формального признания «ошибок». Грозили исключить из партии, давали понять, что возможны и более суровые кары. Он отвечал, что в партию вступил на фронте и предпочитает быть исключенным сейчас, чем потом, когда туман рассеется, все поймут, на чьей стороне правда, и его будут исключать за то, что он от нее отрекся.
Туман рассеется очень нескоро.
О том, как затуманено было общественное сознание, особенно выразительно говорят залихватские народные частушки: их распевали в домах культуры, в концертных залах, в деревенских клубах, они часто звучавших по радио:
После смерти Сталина монопольное положение Лысенко в науке пошатнулось, но ненадолго. Новым покровителем «мичуринской биологии» стал Н.С.Хрущев. Только после его устранения с поста генсека – в октябре 1964 года – Трофим Денисович перестал быть монополистом. Сразу оказалось, что все его теории порождены дремучим невежеством, экспериментальные данные подтасованы, начинания, введенные в практику, принесли многомиллионные убытки.
Но до этого оставалось еще долгих полтора десятка лет.
Из партии И.А.Рапопорта исключили, с работы уволили. С большим трудом он устраивался в какие-то поисковые геологические партии, но и из них его изгоняли. Скитался с ними по стране восемь лет.
В 1957 году академик Н.Н.Семенов, директор Института физической химии, основал лабораторию химического мутагенеза, возглавить ее пригласил Рапопорта. Могучий авторитет академика Семенова, нобелевского лауреата, вице-президента Академии наук, ограждал лабораторию от покушений лысенковцев.
В 1962-м Нобелевский комитет решал вопрос о присуждении премии по медицине. Первыми в списке кандидатов стояли основатели химического мутагенеза Иосиф Абрамович Рапопорт и Шарлотта Ауэрбах. В Комитете помнили, сколь болезненной была реакция советских властей на присуждение премии по литературе Борису Пастернаку. Дабы избежать нового политического скандала, провели зондаж. Рапопорта пригласили в ЦК партии и дали понять, что поддержат присуждение ему Нобелевской премии, если он подаст заявление о восстановлении в партии. Он ответил, что на выход из партии он заявления не подавал, но его исключили. Если хотят восстановить, пусть это сделают без его заявления.
Все попытки убедить, уговорить, припугнуть не действовали. Посулы и перспективы, связанные с нобелевским лауреатством, не соблазняли.
Кремль ответил Нобелевскому комитету, что присуждение премии Рапопорту считает «преждевременным». Побочной жертвой его непреклонности стала Шарлотта Ауэрбах.
На излете советской эпохи Рапопорт был избран членом-корреспондентом Академии наук, ему была присуждена Ленинская премия, присвоено звание Героя труда. Было за что.