— Она собиралась уйти от Питера, перед тем как узнала о своей беременности? — переспросил Греко. — Ничего себе!
— Грейс сама так решила. Она была несчастна и, должно быть, сочла, что вся эта небывалая роскошь — недостаточная компенсация за одиночество и нереализованность. Но разумеется, когда она узнала, что беременна, все разом изменилось. У нее уже было три выкидыша, и она потеряла надежду стать матерью. А тут ей представился случай, родив Питеру Кэррингтону ребенка, получить не только малыша, которого она так хотела, но и возможность развестись с Питером и сохранить при этом стиль жизни, к которому она привыкла. Так что до того, как она забеременела, я почти уже готовился сказать Нэнси, что хочу развода, а Грейс намеревалась сообщить то же самое Питеру. Но мы решили подождать.
— Существовала ли какая-либо вероятность того, что ребенок, которого носила Грейс, был вашим?
— Исключено. Мы приняли все мыслимые меры предосторожности, чтобы этого не произошло.
— Как вы думаете, ваша жена подозревала о ваших отношениях с Грейс?
— Под конец, думаю, да, — кивнул Хаммонд.
— Я тоже склонен так думать. Ваша жена произвела на меня впечатление женщины очень проницательной. И все же она ни разу не потребовала от вас объяснений, ни до, ни после гибели Грейс Кэррингтон?
— Ни разу. На заре нашего брака Нэнси рассказала мне, что у ее отца было несколько романов на стороне. Она считала, что ее мать поступила очень мудро, когда сделала вид, будто ни о чем не подозревает. После пятидесяти он успокоился, и они с женой сохранили хорошую семью. Думаю, после гибели Грейс Нэнси понадеялась, что у нас с ней снова все наладится.
— Во время беременности Грейс много пила?
— В самом начале — да, но она пыталась бросить. За последний месяц перед гибелью она не взяла в рот ни капли.
— А потом вдруг в присутствии многочисленных гостей на том ужине она сорвалась. Мистер Хаммонд, если, как вы только что предположили, ваша жена знала о вашем романе, могла она тайком подлить Грейс спиртное в лимонад?
— Вряд ли, хотя, думаю, не исключено. Но спиртное ей кто-то подлил тайком, это точно. Грейс никогда не рискнула бы пить на глазах у Элейн и Винсента Слейтера. Кто-нибудь из них непременно сказал бы Питеру, она это знала.
— Вы утверждаете, что уехали домой через несколько минут после того, как Питер поднялся к себе и лег спать. Ворота были открыты?
— Да. Разумеется, они закрываются, но на самом деле почти всегда открыты, даже ночью. По-моему, Питер с Грейс чаще всего и сигнализацию-то включать забывали.
«Интересно, — подумал Греко, — это действительно так или Хаммонд из каких-то соображений пытается заставить меня считать, что на территорию поместья и в дом было легко проникнуть?»
— В какое приблизительно время вы приехали домой? — спросил он.
— В самом начале двенадцатого. Как вы видели, мы живем неподалеку от Кэррингтонов, правда, не в особняке.
— И чем вы занялись дома?
— Я отправился в постель. Нэнси спать не хотела и осталась внизу читать.
— Вы помните, во сколько она легла?
Джеффри Хаммонд покраснел.
— Я не знаю, — признался он. — Мы поругались, и я лег в комнате сына. Он остался ночевать у друга.
— Вы были со мной более чем откровенны, мистер Хаммонд. — заметил Греко. — Честно говоря, мне любопытно почему.
— Я вам расскажу. — Внезапно голос Джеффри зазвенел от тщательно сдерживаемой ярости, как в тот раз, когда он выразил сожаление, что в Нью-Джерси не практикуют смертную казнь. — Я любил Грейс. У нас с ней впереди была долгая и счастливая жизнь. Я хочу, чтобы ее убийцу нашли. У кого, у кого, а у меня не было никакого мотива убивать ее. Думаю, вы это понимаете, так что я могу не опасаться, как бы меня не заподозрили в ее убийстве. Может быть, она проснулась, вышла во двор и поскользнулась на краю бассейна. Думаю, такое возможно. Но если ее кто-то убил, я хочу, чтобы этого человека нашли и наказали, даже если ради этого придется предать наш роман огласке со всеми вытекающими из этого последствиями. Я люблю моего сына, но не настолько, чтобы позволить убийце прекрасной женщины гулять на свободе.
— Вы тоже считаете, что Грейс убил Питер Кэррингтон?
— И да и нет. Если он и сделал это, то точно не из-за денег; для него они не настолько важны. В этом отношении Питер ничуть не похож на своего отца. И из оскорбленной гордости, как мстительный муж-рогоносец, тоже вряд ли. Просто не представляю, чтобы Питер мог так поступить. Когда он выхватил из рук у Грейс стакан со спиртным, он выглядел скорее раздраженным, чем взбешенным. Судя по тому, что мне известно, он мог убить ее в состоянии лунатизма. После того как я просмотрел видеозапись, где он с кулаками набрасывается на полицейского, я считаю, что такое вполне возможно.
— А вы не думаете, что ваша жена могла вернуться в особняк, разбудить Грейс и предложить ей прогуляться на свежем воздухе, а потом столкнуть в бассейн?
— Нэнси ни за что так не поступила бы! — с жаром заявил Хаммонд. — Она человек слишком здравомыслящий, чтобы настолько потерять голову. Она никогда не стала бы рисковать угодить в тюрьму, потому что для нее это значило бы остаток жизни провести без меня и сына. По иронии судьбы она относится ко мне так, как я относился к Грейс. И до сих пор надеется, что со временем я снова ее полюблю.
— А вы, мистер Хаммонд?
— Эх, если бы я только мог!
53
Когда Бэнкс с Маркинсоном ушли, я поднялась наверх и прилегла отдохнуть. Было почти пять часов. Я знала, что у ворот стоит охранник, а другой обходит поместье. Джейн я отправила домой, сказав, что мне нездоровится, и пообещав ей, что поужинаю разогретым домашним супом. К счастью, она не стала спорить. Наверное, поняла, что мне совершенно необходимо побыть одной.
Одной в этом огромном безлюдном доме, где несколько столетий назад, в другой стране, несчастного священника, тайно служившего мессы, зарубили на лужайке во дворе. Лежа в постели в нашей спальне, я чувствовала себя так, как будто это меня разрубили на куски.
Неужели мой муж, Питер Кэррингтон, потащил меня под венец только потому, что хотел добиться, чтобы я никогда не смогла дать против него показания?
Неужели все его пылкие признания в любви на самом деле продиктованы всего лишь расчетом хладнокровного убийцы, который вместо того, чтобы убить меня с риском угодить за решетку, предпочел на мне жениться?
Я вспомнила, как Питер стоял в камере и смотрел на меня с любовью в глазах. Неужели при этом в душе он насмехался надо мной, Кей Лэнсинг, дочерью садовника, у которой хватило глупости поверить, будто он влюбился в нее с первого взгляда?
«Кто не хочет видеть, тот хуже слепца», — напомнила я себе.
Я положила руку на живот; жест этот уже превратился в почти инстинктивную реакцию на мысли или ситуации, с которыми мне не хотелось разбираться. Я была уверена, что у меня будет мальчик: не потому, что я хотела мальчика, а не девочку, просто я откуда-то знала, что это мальчик. Я была уверена, что ношу сына Питера.
«Питер меня любит», — горячо сказала я себе.
Другого ответа нет.
А вдруг я обманываюсь? Нет. Нет. Нет.
«Береги что имеешь, ибо это и есть счастье». Кто это сказал? Я не могла вспомнить. Но я намерена была сделать все, чтобы сберечь мою любовь к Питеру и его веру в меня. У меня не было иного выбора, потому что внутренний голос подсказывал мне: это правда. Это все по-настоящему.
В конце концов я начала понемногу успокаиваться. Кажется, я даже задремала, потому что, когда на прикроватной тумбочке зазвонил телефон, резко проснулась. Звонила Элейн.
— Кей, — сказала она, и я поняла, что голос у нее дрожит.
— Да, Элейн.
Я очень надеялась, что если она сейчас у себя, то не собирается заявиться ко мне.
— Кей, мне нужно с тобой поговорить. Дело жизни и смерти. Можно, я зайду минут через пять?
Мне не оставалось ничего иного, кроме как сказать ей, чтобы приходила. Я поднялась, умылась холодной водой, слегка подкрасила глаза и губы и спустилась на первый этаж. Наверное, глупо было так утруждаться ради мачехи Питера, но меня не покидало ощущение, что между мной и Элейн разворачивается битва за территорию. Питер был в тюрьме, а я появилась на сцене совсем недавно, так что она взяла моду приходить и уходить, когда ей вздумается, как будто снова стала здесь хозяйкой.