Йетс смеётся.
— Что? — требовательно спрашиваю. — Что смешного я сказала?
Вместо ответа он открывает дверь. Ожидаю увидеть нечто торжественное, но вижу абсолютно противоположное.
Мало сравнимые по сравнению с Приёмным Залом, Врата — место разгула. Ну, по большей части. В небе взрываются фейерверки, а ангелы лениво летают в воздухе, бросая конфетти на новоприбывших. Если бы в воскресной школе нам рассказывали о таком, то я была бы более благочестивой.
Однако кое-что выглядит примерно так, как я ожидала. Врата Рая сверкают золотом, и они невероятно высокие. С равными интервалами вход открывается, и звучит труба, когда входят души.
— Приветствуют новеньких, — объясняет Хейзел.
— Каждый раз? — спрашиваю я.
Она кивает.
— Здесь место праздника. По крайней мере…, — она бросает быстрый взгляд в противоположную сторону.
Прослеживаю её взгляд. Прямо напротив Жемчужных Врат находится что-то, похожее на пещеру.
— Что там? — интересуюсь я.
Она закатывает глаза.
— Врата Ада, — отвечает она.
— Да ладно? Врата Ада находятся прям напротив Врат Рая?
— Именно, — подтверждает Йетс. — Очень рационально. Не ты ли говорила, что мы должны упрощать?
— Да, но не слишком жестоко отправлять бедных тупиц вниз? То есть, каково чувствовать, что тебя отправляют на вечные муки, в то время как большинство веселится перед Раем? — смотрю в другую сторону. — Это он?
— Кто? — спрашивает Йетс?
— Там. Рядом с Вратами. Это Святой Питер?
Йетс смотрит в сторону очереди к Раю.
— Скорее всего.
Вытягиваю шею, чтобы рассмотреть получше.
— Кто рядом с ним?
— Только не говори, что не знаешь, кто такой Будда, — с усмешкой произносит Йетс.
Пытаюсь скрыть удивление возмущением.
— Я знаю, кто это. Что он здесь делает?
— Я думала, мы уже всё обсудили, — со вздохом отвечает Хейзел. — Проблемы с религиями не у Бога. А у человечества. Буддисты имеют такое же право на вечное счастье, как и все остальные.
Я ухмыляюсь.
— А что с сайентологами?
Лицо Хейзел становится красными, когда она собирается ответить, но Йетс опережает её.
— Почему бы нам не пойти к Питеру?
Он берёт меня за локоть и ведёт через толпу, оставляя Хейзел кипеть.
— Что с ней? — спрашиваю я, вытягивая шею, чтобы посмотреть, идёт ли она за нами. Идёт. Но медленно.
— О, у Хейзел своё мнение о некоторых религиях, появившихся в последние годы, — по его лицу видно, что это не та тема, которую стоит развивать. Позади слышу собачий лай.
— Стой, здесь что, есть собаки? — интересуюсь, вспоминая гончую, которая была у нас, когда я ходила в начальную школу.
— Видишь здесь собак? — спрашивает Йетс.
Качаю головой.
— Слышала.
— Нет, ты слышала Цербера.
— Кого?
— Цербер. Охраняет Врата Ада.
Снова качаю головой.
— Понятия не имею, о ком ты говоришь.
— Вам там больше не преподают классику?
— Типа Шекспира?
Йетс хлопает себя по лбу и стонет.
— Я о греческой и римской мифологии.
— Всем плевать на мифы, — отвечаю я. — Мы изучаем математику и естествознание. Можешь винить мировую экономику, но в моей школе литература где-то на втором плане.
— Об этом я бы тоже не упоминал при Хейзел, — говорит он, меняя направление и ведя меня к Вратам Ада.
Я отступаю.
— Только не говори, что ведёшь меня туда.
— Расслабься, — говорит он, слегка подталкивая меня. — Позволь добавить немного культурного просвещения в твоё жалкое образование, — он резко останавливается и смотрит вверх. — Знакомься, Цербер.
Передо мной четыре лапы. Поднимаю голову и вижу грудь огромную, как внедорожник моей мамы. Наверху не одна, а сразу три головы, каждая с огромной пастью. Слюна капает на пол, и я делаю шаг назад, чтобы не запачкать обувь. Три комплекта зубов выглядят острыми как бритва, я вздрагиваю.
— О, он не кусается, — со смехом произносит грузная женщина с кудрявыми каштановыми волосами.
— Откуда вам знать? — спрашиваю, прячась за Йетса.
Она звонко смеётся. Примерно как Санта Клаус, но без «хо-хо-хо».
— Ты не пытаешься сбежать, — пристальнее вглядывается в меня. — Так ведь?
Цербер рычит, мои глаза расширяются от страха, что он собирается сожрать меня. Йетс качает головой, и я понимаю, что вцепилась слишком сильно в его рукав. Женщина смеётся ещё громче, кладя руки на бёдра.
Что с ней не так? Затем Цербер снова рычит и, клянусь, эта тварь смеётся надо мной.