Захрил продолжает.
— В глубине души она понимает, что совершила то, что никогда не сможет искупить вне зависимости от того, сколько проживёт. Она невероятно жёстко общается с другими, и ею легко манипулируют те, кого она считает своими друзьями.
Человек, которого он описывает, кажется слабым и жалким. Не может быть, что он говорит обо мне. И почему он ни разу не упомянул о том хорошем, что я совершила?
— У неё есть несколько незначительных достижений, — добавляет он. — Несколько актов благотворительности и моментов, когда казалось, что она возвращается на тот путь, что был ей предначертан.
Ну, хоть что-то.
А затем он бросает бомбу.
— Но этих моментов немного, и они незначительны. По моему мнению, влиять на судьбу мира из-за этой души будет пустой тратой времени. Нет ничего, доказывающего, что она на самом деле сможет измениться, или что её существование среди живых сделает общество лучше.
Он только что назвал меня пустым местом?
— Итак, твоя рекомендация, — требует Азбаух.
Он слегка наклоняет голову, снова закрывая глаза. Затем смотрит прямо на меня. Голосом, не выражающим каких-либо эмоций, он произносит:
— Риск слишком большой, преимущество слишком сомнительно. Я рекомендую этой душе оставаться в Послежизни, пока не наступит время её смерти согласно Акаши.
Я открываю рот. Когда прихожу в себя, наклоняюсь и шепчу Салу:
— Он предлагает, чтобы я ждала здесь до самой смерти? Потому что это дер…
Сал обрывает меня таким взглядом, что я резко замолкаю.
— Пожалуйста, заткнись.
Хочу ответить, сказать «нет», но молчу. Вместо этого поворачиваюсь, слушая, как обсуждают моё будущее, словно меня здесь нет.
Азбаух смотрит влево.
— Твоё слово, Мармарот.
Ангел кивнул.
— Я согласен, что по вине жнеца произошла прискорбнейшая ошибка, но так как перекраивать время, чтобы вернуть девочку к моменту её случайной смерти, придётся мне, я должен тщательно сопоставить её желания с нуждами многих. У меня есть несколько замечаний.
Не думаю, что моё положение может стать ещё хуже.
— Удовлетворив её просьбу, множество событий, хороших и плохих, придётся отменить, — продолжает Мармарот. — Её возвращение к миру может нарушить мирные соглашения и развязать войны. И пускай Хроники Акаши указывают её смерть в далёком будущем, мир продолжает жить без неё. Находясь в здравом уме, я не могу рекомендовать её возвращение, так как нет никаких признаков того, что человеческая раса будет иметь какую-либо выгоду.
Я ошибалась. Всё стало хуже.
— Шепард? — Азбаух обращается к третьему участнику суда. — Каковы твои мысли?
В глазах этого ангела виднеется сострадание, и когда отвечает, он смотрит прямо на меня.
— Я не думаю, что это дитя находится за точкой невозврата. На её жизнь и будущее сильно повлияло её пребывание в Послежизни. Будет прискорбно лишить мир примера могущественного акта милосердия, на которое способен Создатель.
Замечаю, как Мармарот задумчиво кивает, и во мне вспыхивает искорка надежды. Я выпрямляюсь, встречаюсь глазами с Шепардом, умоляя его сказать «да». Он улыбается, и тепло разливается по телу.
В конце концов, Азбаух говорит:
— Это всё хорошо, но мы уже не раз видели, как слабый человеческий разум не способен выдержать опыт пребывания за чертой смерти. Как мы можем быть уверены в том, что время, проведённое здесь, не покажется ей сном?
— Возможно, мы могли бы попросить муз добавить в её жизнь нечто, способное поддерживать эти воспоминания в подсознании, — предлагает Шепард. — Если они могут заставлять писателей составлять шедевры из слов, а скульпторов вырезать красоту из камня, то это определённо не составит для них труда.
— Главный недостаток этой идеи в том, что для девочки слишком тяжело будет выдержать такой груз. Она уже успела за свою жизнь продемонстрировать слабое здравомыслие, — вмешивается Захрил.
Мне очень не нравится этот парень. Не так сильно, как Азбаух, но близко.
Говоря о моём мучителе, Азбаух поднимает руку для порядка.
— Хоть у тебя не было официального права обратиться к суду, ты говоришь здравые вещи, — он поворачивается к Салатилу. — Что ты на это скажешь?
Удивление на лице Сала не вселяет уверенности.
— Я думаю, — начинает он и останавливается. — Ну, я думаю, что человеческий рассудок действительно слаб.
Мне конец.
— Но вы ошибаетесь в том, что нет шанса на искупление. Возвращаясь к аналогии Шепарда про скульптора, эта девочка — не оконченная глыба, а камень, ждущий, когда его облагородят. Она раскроет потенциал.