Глаза Клаудии сужаются, и я осознаю, что говорю скорее, как моя мама, чем как восьмилетка на детской площадке. Пытаюсь принять выражение удивления и страха. Надеюсь, она не достаточно умна, чтобы осознать правду, что на самом деле она может порвать меня на куски. К счастью, гнев Клаудии всё ещё направлен на Эбби. В смысле, к счастью для меня.
— Из-за неё у нас проблемы, — произносит Клаудия, сжимая и разжимая кулаки.
— Из-за вас самих у вас проблемы, — возражаю я. — Курение — глупость
Она движется вперёд. Её ладони крепко сжаты в кулаки.
— Ты только что назвала меня тупой?
— Технически, я назвала тебя глупой, но, в принципе, это одно и то же, — замечаю, как Клаудия делает знак Дженни.
Не успеваю пошевелиться, как девочка отводит мои руки за спину. Пытаюсь вырваться, но забываю, какая она сильная.
— Пусти меня, — требую, двигаясь из стороны в сторону, пытаясь ослабить хватку.
— Подождите, — произносит Дженни, оглядываясь. — Где Эбби?
Все осматривают площадку. Все, кроме меня. Я смотрю на ярко-розовую кроссовку Дженни. Со всей своей силы я поднимаю ногу и резко опускаю прямо в центр её оранжевых шнурков. Она вскрикивает от боли. Так ей и надо. Оранжевый и розовый не сочетаются. Никогда. Кто бы что ни говорил.
Подбегаю к Клаудии, изо всех сил пихая её плечом в живот.
— Ой! — выдыхает она. Но через мгновение она приходит в себя и пускается вдогонку. Её ноги длиннее, чем мои, и я практически добегаю до входа, когда она ловит меня. Схватив меня за капюшон, она толкает меня, и снова я смотрю в беззвёздное небо.
— Хватит разговоров, — шипит она.
Сморю, как она поднимает руку, готовясь ударить меня в лицо. И не реагирую. Не пытаюсь защитить лицо. Я просто смотрю, как словно в замедленной съёмке, приближается её кулак. Сначала назад, а затем вперёд, набирая скорость по мере приближения к моему носу. И затем делаю то единственное, что могу. Откатываюсь, и её кулак ударяется об асфальт. Кажется, слышу треск костей, но мне некогда об этом думать, так как я пытаюсь выбраться из-под неё. Пока лидер стонет от боли, остальные девочки больше внимания уделяют ей, чем мне. Мчусь к выходу и со всей скорости врезаюсь в шерстяное пальто папы.
— Что здесь происходит? — спрашивает он, переводя взгляд с меня на Клаудию.
Смотрю за него и вижу, как Эбби переходит дорогу с моей мамой. Судя по её лицу, у кого-то огромные проблемы. Надеюсь, что не у меня.
— Хм, думаю, она сломала руку? — невинно говорю я, указывая на группу девочек.
— Что ты сделала? — спрашивает мама, подбегая к Клаудии.
— Ничего, — отвечаю. — Я имею в виду, что, когда она собиралась ударить меня в лицо, я просто откатилась. Но я не трогала её, мам. Клянусь.
Она замирает и смотрит на Клаудию.
— Это правда?
Я не знаю, что говорит Клаудия, но разочарование уходит с лица мамы и сменяется гордостью.
— Что ж, надо отправить тебя домой, — мама помогает Клаудии подняться.
— Схожу за машиной, — говорит папа.
Не могу поверить, что они так добры к девочке, которая пыталась меня побить. Но несколько минут спустя наши мучители уезжают вместе с папой, который разговаривает по телефону с родителями Клаудии. Интересно, как он собирается объяснить состояние их дочери.
Мама берёт меня за руку и ведёт нас с Эбби в тепло дома. Когда я сижу в чистой пижаме с чашкой дымящегося какао, я узнаю о маме Эбби, о том, что автомобильная авария унесла её жизнь.
Затем появляется серебряный канат, и я поднимаюсь в небо, прочь от слёз и печали.
Я приземляюсь рядом с Анжеликой. Когда я смотрю на неё, то замечаю, что её глаза полны слёз и радости.
— Ты всё сделала замечательно, — произносит она, обнимая меня. — Спасибо.
Её руки тёплые, совсем не такие, как я ожидала от призрака. Но появляется что-то ещё, что-то, что провоцирует жужжание в голове. Что-то знакомое. Запах лилий.
Делаю шаг назад и смотрю на неё. У неё те же рыжие волосы и большие синие глаза. Как я не замечала этого раньше?
— Вы мама Эбби. Но я не помню, чтобы вы выглядели такой…
— Молодой, расслабленной и классной? — спрашивает она, откидывая за плечи рыжие пряди.
— Ну да, — соглашаюсь я. Мама Эбби всегда носилась по дому вихрем активности. Она никогда не распускала волосы — ни в прямом, ни в переносном смысле.