— Верно, — соглашается Йетс, подталкивая меня в комнату.
Когда он закрывает дверь, я осторожно достаю диск из коробки. Сложно поверить, что где-то на облаках какой-то ангел смотрит мою жизнь и решает, что добавить в фильм обо мне. Интересно, как получают такую работу?
Свет потухает, и на невидимом экране, как и в прошлый раз, появляется моё рождение. Но всё остальное изменилось. Вместо пустых ссор и предательств, в каждой сцене теперь смех и глупые моменты с друзьями. Есть тёмное время, когда я начинаю зависать с Фелисити, но даже тогда я нахожу время и на остальных друзей. Смотрю, как читаю письмо Мадлен и рассматриваю лица толпы. Её слова трогают их, и я не могу не думать о том, сколько из них изменятся благодаря ей.
Передо мной мелькает последняя ночь моей жизни. Визг шин и плач мамы, когда ей сообщают, что я умерла. Я не думала о том, через что проходят мои мама и папа, и я очень рада, что свой последний вечер провела с ними.
Ожидаю, что это конец фильма, однако в отличие от первого раза, запись продолжается моими похоронами. Похороны проходят в том же зале, что и похороны Мадлен, но на этот раз вместо моря жёлтого на трибунах все возможные оттенки лилового.
Вижу Дэниела, его лицо перекошено от горя. Не знаю, как он держится на похоронах ещё одной лучшей подруги. Но как-то справляется, хотя и пошатывается, когда несёт мой гроб к ожидающему катафалку. Невозможно вынести его печаль. Жаль, что я не могу сказать ему, что со мной всё хорошо, что я не хочу, чтобы он страдал. Я не могу. Всё, что мне остаётся — сидеть и смотреть, как он несёт свою боль.
Интересно, как моя жизнь, а главное моя смерть, повлияют на его будущее. Он по-прежнему станет выдающимся врачом и изобретёт лекарство от рака? Или моя жертва ради маленького мальчика всё изменит?
К счастью, мне не приходится ждать долго, чтобы узнать ответ. После похорон появляются другие сцены. Меня нет ни в одной из них. Знаете, как бывает в некоторых фильмах, когда режиссёр сжаливается и мельком показывает, какое будущее уготовано главным героям? Например, свадьба, дети, работа в каком-нибудь волшебном офисе и всё такое. Вот на что это похоже. Только в центре не моя жизнь, а то, что ждёт тех, кого я люблю.
Моим родителям удаётся сохранить брак, тщательно придерживаясь тех направлений, которые они начали во время консультаций с психологом. Более того, они усыновляют маленького мальчика. Мне кажется, я должна злиться, глядя на свою замену, но я не злюсь. Рада, что они смогли справиться с моей смертью и получили второй шанс стать родителями.
Затем я вижу улыбающееся лицо Дэниела, в то время как его невеста идёт к алтарю. Он всё тот же старина Дэниел, кроме одного. Блеск его глаз слегка потускнел. На мгновение в глазах мелькает грусть, и я задумываюсь, вспоминает ли он сейчас Мадлен. Но грусть быстро проходит, когда видение в белом приближается к нему.
Оказывается невеста, Джеки, — его партнёр по лаборатории в медицинской школе. Вместе им удалось расшифровать последовательность кода, что привело к открытию лечения от нескольких типов рака. У них трое детей. Двух дочерей они назвали Мадлен и Ровена, за что мне хочется убить его, а сына — Кейси, который носит имя брата Джеки, ставшего ещё одной жертвой онкологии и причиной, по которой она пошла в медицину.
А маленький мальчик, чей дурацкий костюм стоил мне жизни, что ж, он стал священником. Я очень сильно надеюсь, что получила несколько очков за спасение служителя церкви. Он помогает группе поддержки для скорбящих родителей, которую основали мама и папа после моей смерти.
Ещё несколько лиц мелькают на экране, но я никого не знаю. И наконец, показ прекращается. Гудение проигрывателя замедляется, и комната погружается в тишину. Я не осознавала этого раньше, но слёзы стекают по моему лицу. Не из-за того, что мне грустно. В смысле, мне грустно, но плачу я не поэтому. А потому, что моя жизнь что-то значит. Мои решения повлияли даже на будущее.
— Собираешься сидеть здесь весь день? — гремит голос из дверного проёма.
Возвышаясь во весь рост, Смерть стоит в типичной гавайской рубашке и шортах-бермудах.
— Вы могли сказать мне, — говорю с упрёком, поворачиваясь к нему. — Вы знали, что всё так обернётся, верно?
— Нет, не с самого начала. Но потом я заметил изменения в Хрониках.
— Значит, они поэтому были запечатаны.
Он кивает.
— Я боялся, если ты узнаешь, что произойдёт, то передумаешь. Просто показалось несправедливым.
— Для меня или для вас? — насмешливо уточняю.