– Я так и думал, что они нам что-нибудь оставят. Пудинг на сладкое. Отведай, Ричард. И залей «Шато Климан».
– Я уж лучше обойдусь, – отказался Ричард.
– Не валяй дурака, дружище. Пей, пока дают.
– Ладно. То есть спасибо. Полбокала.
– Ипполитов, – проговорил Криспин. – В настоящий момент русский полицейский с такой фамилией действительно находится в Лондоне. Ты вот этого человека видел?
Ричард ощутил значительность, нереальность и некоторую глупость происходящего, когда ему передали некачественный фотоснимок, изображавший его недавнего собутыльника, – он был моложе, без бороды, но безусловно узнаваем.
– Да, это он. – Ричард так и не сумел придумать, как обойтись без этого клише.
– Впрочем, от этого не становится понятнее, насколько справедливо и существенно то, что он говорит о ее брате. И не станет понятнее. Ты собирался рассказать о Котолынове.
– Да, верно, – спохватился Ричард. Рассказывая, он подметил, что, хотя об Ипполитове Годфри, по всей видимости, слышал в первый раз, о Котолынове ему кое-что известно. – Он был очень любезен. Полностью американизировался. С виду. Сейчас пишет…
– Вы получили его подпись?
– Нет. Он считает, что искусство ни в коем случае нельзя смешивать с политикой. Вполне логично в его случае.
– Как, надеюсь, и во многих других, – вставил Годфри.
– Мой братец, понимаешь ли, тоже творческий человек, – пояснил Криспин. – А что, Котолынов слышал о нашей маленькой мисс Чайковски?
– Еще как.
– Знаком с ее стихами?
– Достаточно.
Криспин не успел спросить, высказал ли Котолынов свое мнение об этих самых стихах, потому что тут комнату наполнило ровное урчание, сопровождающееся ритмичными алыми вспышками. Как выяснилось, то не ракета садилась прямо к ним на кухню, а просто зазвонил телефон, чего Криспин ждал с нетерпением, если судить по резвости, с которой он выскочил в дверь и понесся в свой окованный свинцом командирский бункер.
Ричард почти сразу же поднял на Годфри глаза и спросил:
– А он говорил тебе, что думает об Анне? Ну, подходящий ли она человек для того, чтобы человек вроде меня сбежал с нею от жены?
– А тебе не кажется, что ты пытаешься запихать слишком много вопросов в один? Впрочем, он в любом случае относится к ней с предубеждением, потому что она русская, а русские сорок лет тянули из чехов жилы, а с другой стороны, он жалеет ее и хочет ей помочь, потому что она русская, а непотребное русское правительство семьдесят лет тянуло жилы из русских, и потом, он считает ее человеком ниже себя, но человеком достойным всяческого уважения, отчасти потому, что она ниже его.
– А это-то ты с чего взял?
– А с того, что он англичанин.
– Ой, Годфри, да брось ты, в конце концов.
– Я говорю совершенно серьезно, в смысле, то, что я говорю, совершенно серьезно. Ты не забывай, я ведь всю жизнь был его братом. Он не просто мнит себя английским аристократом, он мнит себя английским аристократом девятнадцатого века, о каких пишут в книгах и каких на самом деле никогда не существовало. Ты это и сам знаешь. И ты уж извини, что я так задержался с ответом на твой первый вопрос, так вот, он, сколько я понимаю, считает, что если уж тебе приспичило сбежать от жены, то Анна – самый подходящий человек для того, чтобы человек вроде тебя сбежал вместе с нею. Кофе хочешь?
Годфри как раз разливал кофе, когда Криспин возвратился с той же стремительностью, с какой и исчез.
– Приятные новости, – сообщил он. – Просто в высшей степени приятные. Кому-нибудь налить бренди? Да, я согласен, употреблять его среди дня – самоубийство. Спасибо, немножко выпью – полчашки.
– Дай-ка я попробую угадать, – проговорил Ричард, которому сразу же стало легче, как только выяснилось, что самое худшее позади и что Криспин, по труднопостижимым причинам, ничего не имеет против Анны. – Принц Чарльз поставил свою подпись.
– Поставил, поставил, и под очень многими полезными бумагами, только какое это имеет отношение…
– Я имею в виду, под нашим воззванием. В защиту мисс Чайковски.
– Увы, я убежден, что Его Высочество сочтет использование его имени для подобного начинания неконституционным поступком. Нет, боюсь, моя радость вызвана причинами более эгоистического характера – стараниями вашего покорного слуги, как и многих других, удалось успешно претворить в жизнь некий план в лондонских доках. Для меня это – профессиональный триумф. Не без оговорок, конечно. Плохо то, что мне очень скоро придется уйти. Но перед тем я хотел бы рассказать тебе, как обстоят дела с нашим воззванием, причем предпочел бы это сделать в этой самой… никогда не запомню названий всех этих комнат. Надеюсь, ты нас простишь, Годфри.