Небольшую, хотя и ощутимую часть пути туда Ричард провел, гадая, действительно ли в голосе Фредди звучал упрек, или то было просто приличествующее случаю притворство, а еще примерно столько же времени убил, упрекая самого себя за мнительность. Мнительность мнительностью, но вид у Фредди оказался не самый приветливый. Волосы ее были собраны на макушке в заковыристую прическу, фигуру облегало сильно декольтированное платье из пунцового бархата с дорогостоящей отделкой, и вообще она выглядела так, будто собиралась на маскарад, хотя час – довольно раннее утро – был для этого явно неподходящий, не говоря уж обо всем прочем. На запястье ее сверкали каменья, а среди них – самые миниатюрные часики, какие Ричарду доводилось видеть. Она отвела его в какую-то там комнату, в которой он уже побывал в прошлый раз, в ту, где стоял Криспинов письменный стол.
– Что-то у нее сегодня головка набекрень, у этой твоей подружки, – сообщила Фредди. – Я даже разволновалась. Похоже, она всю ночь промаялась без сна.
– Где? Я имею в виду, где она, со своей головкой набекрень?
– В гостиной. Я только что туда заглядывала, она лежит с закрытыми глазами, но, по-моему, не спит.
Ричарду уже трудно было побороть ощущение, что натянутость в голосе Фредди проистекает исключительно из тревоги за Анну и мучительного непонимания, чем бы той помочь. Вообще-то Ричарду всегда казалось, что Фредди не способна на такие простые человеческие чувства. Людей, на них способных, в его жизни оставалось все меньше и меньше, хотя раньше, казалось бы, они попадались сплошь и рядом.
– Я могу что-нибудь сделать? – осведомился он.
– Ты можешь с ней поговорить. Когда она сюда приехала, она хотела видеть Сэнди.
– Сэнди? Но…
– Она, видимо, решила, что Сэнди тут живет. Я объяснила, что Сэнди все еще в Тоскане.
– Судя по твоим словам, вы неплохо с ней объяснились. А на каком языке?
– Анна уже знает довольно много английских слов, потом, у нее был с собой разговорник. Хотя она все равно не сумела объяснить, зачем ей понадобилась Сэнди. – Фредди состроила гримасу, означавшую, что повод наверняка был далеко не безобидный. – Или не захотела объяснить.
– А она не попыталась объяснить, что произошло?
– По-моему, она и не хотела этого объяснять, во всяком случае мне. Я нашла в разговорнике фразу про плохое самочувствие, но она только помотала головой.
Пока она говорила, в комнату вошла Анна. Стул Ричарда стоял под таким углом к двери, что он увидел ее секундой раньше, чем она увидела его, и успел заметить, что вид у нее действительно нездоровый, во всяком случае усталый и осунувшийся. Однако, взглянув на него, она улыбнулась и слегка приободрилась, хотя и не до конца. В другое время он, возможно, отметил бы, что ее наряд своей строгостью, подчеркнутой неженственностью составляет полную противоположность Фреддиному – темный пуловер с высоким воротом, возможно, хотя и не наверняка, происходивший с того же рынка возле дома профессора Леона.
– Я услышала твой голос, – проговорила Анна по-русски, и они потянулись друг к дружке. Фреддин голос буркнул что-то насчет кофе, и когда они обернулись, в комнате ее уже не было. Где-то, невидимая, затворилась дверь.
– Мне нездоровится, – сообщила Анна. – Можно мы выйдем подышим воздухом?
– Я как раз собирался это предложить.
– Только сначала меня вырвет. Куда мне пойти?
И заявление, и вопрос застали Ричарда врасплох. К счастью, очень скоро отыскалась Фредди, которая увела Анну прочь. Ричард чувствовал, что, помимо жалости и тревоги за нее, испытывает скрытое раздражение. Он догадался, откуда оно происходит: что-то есть нарочито русское в том, чтобы вот так вот громогласно объявлять, что тебя сейчас вырвет, а потом у всех на глазах отправляться приводить свое намерение в исполнение. Впрочем, поразмышляв еще немного, он так и не придумал, что еще она могла предпринять в этой ситуации, а потом сказал себе, что его первоначальная реакция – это как раз то, от чего ему как можно скорее надо себя отучить, как и от многих других вещей.
Анна возвратилась; выглядела она куда жизнерадостней и благоухала, как опушка соснового леса. Ричард повел ее на воздух, мимо грядок с душистыми травами, среди которых сидел накануне и думал о своей жизни и о ней. За деревьями и подросшим кустарником они набрели на Г-образный кусок стены. Кое-где на ней росли или по ней ползли какие-то овощи, а в углу имелось подобие скамейки, где без особого неудобства могли разместиться два человека. Никаких строений отсюда не было видно. Ричард приготовился выслушивать замечания о том, как то или се похоже или не похоже на то-то и то-то в России, но тут же мысленно ущипнул себя за такие мысли. На деле он услышал безупречно тяжеловесное, почти что британское предложение обратить внимание на то, какая тут тишина и спокойствие.