– Вообще-то они не совсем утрачены. Их записывали на магнитофон. Во время поэтических вечеров всегда ведут запись. Ну, то есть для этого не надо никаких особых указаний. В обычном случае делают шесть копий. Они наверняка уже в институте или скоро там будут. Кроме того, их напечатают, тебе должны прислать гранки. С этим всегда бывает задержка. Но эти стихи не утрачены, можешь не сомневаться.
– А. – Судя по голосу, она расстроилась.
– Ты, конечно, не могла этого знать заранее. А теперь позволь сказать тебе, что ты должна сделать, как только получишь гранки.
– Да откуда, помилуй, они возьмутся? Я никому никаких текстов не давала. Этот ваш профессор Халлет, собственно, их просил, но я позабыла, столько всего навалилось.
– Там есть специальные люди, которые печатают со слуха, они работают очень профессионально, а ты говорила очень отчетливо. Твои слова спасены, любимая. Можешь поправить что захочешь, но не затягивай и отдай мне гранки, как только закончишь.
– Почему такая спешка?
Ричард взглянул на нее, потом отвел глаза и набрал полную грудь воздуха.
– Ну… собственно, я и сам толком не знаю. Разве что потому, что я тоже ученый, как и Тристрам Халлет. И, смею надеяться, литературовед. И как литературовед я привык читать глазами, с печатной страницы, а не воспринимать с голоса. Только так я могу понять и оценить любой текст. Поэтому я ждал возможности увидеть стихи, которые ты тогда декламировала, на бумаге, прежде чем окончательно… Впрочем, все это слишком для меня важно, и кроме того, я уже составил окончательное мнение. Да и вообще, что такое наука о слове? Всего-навсего подспорье. Проводник. Так вот. – Он потянулся к Анне, потом снова сел на свое место. – Я… я очень высоко оцениваю твои стихи, с моей точки зрения, они стоят в одном ряду с лучшей поэзией нашего времени. Они бередят мне душу с тех самых пор, как я в первый раз их услышал. Что бы ты ни писала в будущем, даже если и совсем ничего, как поэт ты состоялась. Но только отдай мне гранки при первой же возможности, прошу тебя, любимая, потому что я хочу прочесть твои стихи глазами и познакомиться с ними поближе.
При этих словах он взял ее за руку.
Анна недоуменно уставилась на него.
– Ты ведь не станешь… – начала она испуганно.
– Нет, не стану. Говорить то, что не считаю истиной, если речь идет о поэзии. Ты сама знаешь.
Не отнимая руки, она кивнула. Больше ничего.
– Половина двенадцатого, – напомнил Ричард.
– Спасибо тебе за то, что разогнал мой страх. Ты, может, заметил, что в последние дни я тебя избегаю, так вот, тому была единственная причина: я боялась услышать от тебя, что я плохой поэт и навсегда останусь плохим поэтом, как бы ни старалась, словно душа, которой уготован ад. А теперь ты освободил меня. Я не знаю, что еще сказать.
– Не говори ничего, просто поцелуй меня.
– Хотя, впрочем, я бы выпила бокал шампанского, – проговорила она, наклоняясь к нему.
Ну, что-что, а уж это здесь точно найдется, подумал про себя Ричард, шагая с ней рядом к дому через залитый солнцем сад. Криспин, с неизменной своей пунктуальностью, дожидался в комнате с книжными полками по стенам, той, где он познакомился с Анной.
– Ричард сказал мне, что я хороший поэт, – сообщила она по-английски, подчеркивая значимость каждого слова.
– Ну ни фига себе, – мрачным голосом отозвался Криспин. Он в последнее время вроде как немного располнел, а в петлице у него красовался какой-то диковинный алый цветочек, служивший, для Ричарда, символом многогранности его жизни и многообразия его забот. Потом Криспин поднялся, чтобы выразить свой восторг. – Замечательно! Великолепно! Какой молодец! – Он прибавил что-то по-немецки, облапил Анну и стиснул руку Ричарда, – Давно бы так… Значит, все в порядке. Более того, есть что отметить.
Ричард улыбнулся ему в ответ:
– Анна не отказалась бы от бокала шампанского. Но, боюсь, она не сможет выразить такую сложную мысль по-английски.
– Прекрасная идея, – Криспин нажал кнопку звонка и глянул на часы. – И очень своевременная. А теперь давай-ка ненадолго удалимся в соседнюю комнату и покончим с официальной частью, ладно? Лучше поздно, чем никогда. Ну, ты понял, о чем я, подмахни наше замечательное воззвание, и я быстренько отошлю его Квентину.
– А-а. Да, конечно.
– Анне мы не станем забивать голову подробностями, верно? – Услышав свое имя, Анна лучезарно улыбнулась и помахала рукой. – Или ты хочешь сделать это при ней?