– Может, он не очень хорош, но другого, без перекрещенных пистолетов или сальных пятен, я не нашла.
Ричард решил замять эту тему и стал рассказывать Анне то, что считал нужным рассказать про сегодняшний день; она сочувственно слушала, но явно не усматривала во всем этом ничего особенного. Потом он сказал, что теперь перейдет к рассказу о вчерашнем вечере. И добавил, сам себе напоминая телевизионного диктора, что некоторые детали этого рассказа могут показаться ей в высшей степени прискорбными.
Рука, которую он держал, дернулась. Анна выпрямилась, темный завиток выбился из-за уха.
– Но с тобой все в порядке? Никто не заболел, не ранен, не умер?
– Да нет, ничего такого. Просто возле моего дома меня ждал человек, который представился полицейским из Москвы.
Анна выглядела озадаченной и вроде как даже приготовилась рассмеяться, точно ждала какой-нибудь английской или другой экзотической шутки, что, впрочем, было более чем извинительно после произнесенной им фразы и смехотворной напыщенности, с которой он ее произнес.
– Он им и оказался?
– По-моему, да. Он сказал, что приехал сюда помочь разобраться с судами над нацистскими преступниками. Но еще он добавил, что работает в обычной уголовной полиции, которая расследует всякие преступления, совершающиеся в Москве, в том числе и мошенничества. Анна, он хотел, чтобы я сделал все возможное и положил конец затее с твоим воззванием, потому что твой брат действительно преступник и должен сидеть в тюрьме. Так он сказал.
– А ты, сколько я понимаю, не выставил его за дверь, ничего такого. И правильно. Да, это правда. Ты потом расскажешь мне подробности, но он говорил правду о моем брате. В глазах полиции он преступник.
– Боже мой.
Чувство, вернее, мысль, которую Ричард до этого все откладывал в сторону, теперь вернулась к нему: в принципе, он вообще-то не любит продолжительных соприкосновений с женщинами, не любит держать ладонь в ладони, как вот теперь, а в прошлом не любил ходить взявшись за руки. Кроме того, хотя Анна вроде была огорчена его открытием, но не настолько, насколько он считал уместным.
Бессознательно, но верно откликнувшись на его мысли, она отняла руку и сжала ее в другой, говоря:
– Впрочем, думаю, все не так уж ужасно, не настолько ужасно, как ты думаешь. С твоей точки зрения, и ты в этом не одинок, в моей стране все преступники, в той или иной степени. Приходится ими быть, чтобы выжить. Уж ты-то наверняка это знаешь, милый. И вне всякого сомнения, ты знаешь, что, поскольку в Советском Союзе любой поступок любого гражданина является политическим шагом или может быть представлен как таковой, по сути, различия между политической полицией и обычной полицией не существует. Если значительный человек хочет насолить незначительному, он всегда может обвинить того в краже, или в подделке официальных бумаг, или еще в чем-нибудь противозаконном. В любом уголке России, и в других республиках, и в других соцстранах часто повторяют одну и ту же поговорку: «Кто не крадет у государства, крадет у своих детей». Ты наверняка ее слышал. Так вот, у моего брата есть дети. И еще жена, а у нее есть мать. Да, всем нам было бы куда легче, если бы он сидел в тюрьме за свои демократические взгляды, но, к сожалению, так не всегда бывает. Я знаю, мне нужно было рассказать об этом раньше, но тут и рассказывать-то особо нечего.
Если не считать последней фразы, Анна говорила так мягко, что Ричарду пришлось преодолевать себя, чтобы выдавить:
– По словам этого полицейского, твой брат выманил у – как он там выразился? – ни в чем не повинных людей довольно много денег.
– Все правильно. Этими ни в чем не повинными людьми были профсоюзные чиновники, а, как ты знаешь, наши профсоюзы – это совсем не то, что западные профсоюзы, это просто бюрократические органы, в которых, как и повсюду, заправляют государственные чинуши. Сергей взял у них деньги для валютной махинации, которая сама по себе была противозаконной, так что им трудно было выдвинуть против него прямое обвинение и пришлось выдумать что-то там про электротовары. И, как видишь, они до сих пор точат на него зуб.
– А не лучше ли было рассказать все это в самом начале?
– Лучше. Теперь я понимаю, что лучше. Мы недооценили их сообразительность и хватку. Не предусмотрели, что они зашлют к тебе полицейского.
– Кто это «мы»?
– Сергей, я и один наш друг. Сергею первому пришла в голову мысль об этом воззвании, а потом мне она тоже понравилась. Я тогда уже собиралась в Англию.
– Тебе повезло, что тебя выпустили, правда?
– У Сергея оставались кое-какие деньги, и наш друг тоже помог.