— Боли в суставах? Депрессия? Тяжесть в ногах? Всегда температура? Когда это началось? — Ему приходилось наклонять голову, чтобы слышать ответы Эдварда. Он покачал головой. — Те побои могли повлиять на ваше состояние. Сколько времени вы уже не встаете с постели? Так долго? Хм-м.
Он поднялся со стула и накинул пальто.
— Вы правильно поступили, что позвали меня, сержант. Если бы вы забрали его, то привезли бы труп.
— Так он остается?
— Да. Он скоро умрет. Его здоровье будет только ухудшаться.
Они с сержантом вышли из комнаты. Эдвард смотрел им вслед, он не удивился, услышав вердикт. Но он жалел Джину. Она наклонилась над ним, и он увидел слезы на ее щеках. Эдвард помнил ее плачущей только в первые дни замужества, когда она уехала из родного дома и тосковала по своей семье. С усилием он поднял руку и коснулся ее щеки, а она накрыла его руку своей ладонью.
Керен, вернувшись с соседней фермы, заметила отъезжающий от дома грузовик. Она отскочила в сугроб, чтобы дать ему проехать, и увидела в кабине сержанта, который выглянул из окна и пристально посмотрел ей в лицо. К их обоюдному удивлению, они узнали друг друга. Он повернул голову, глядя ей в след, а она побежала в направлении дома, не оборачиваясь.
Вбежав в дом, она крикнула:
— Что случилось?
Джоана, которая спустилась в гостиную, поднялась навстречу ей.
— Заходи и садись. Я все тебе расскажу.
Слушая ее, Керен сжала кулаки.
— Он не умрет. Я этого не допущу. Ради Эрика я сделаю все, чтобы он жил.
Она вскочила, чтобы бежать в комнату отца, но Джоана схватила ее за руку.
— Стой! Пока не ходи туда. Мама с ним.
Хотя девушка была настроена решительно, она села снова, ее руки нервно дрожали.
— Я узнала сержанта, который был здесь.
— Узнала?
— Его имя Карл Мюллер. Он долгое время жил в нашей деревне, когда немцев селили здесь по плану Нансена. Я не думаю, что он уехал бы из своей приемной семьи, если бы его овдовевший отец не женился бы снова и не забрал его домой в Мюнхен. Он писал мне какое-то время. В его письмах не было ничего романтического, как мне хотелось. Вместо этого он рассказывал, что фюрер мечтает, чтобы Германия стала великой. Каждое письмо было вскрыто, и на обратной стороне конверта стояла марка цензора. Нацисты не доверяли даже своим людям.
— Сколько тебе было лет, когда ты видела его в последний раз?
— Нам было по пятнадцать.
— Он узнал тебя?
— Да. Я в этом не сомневаюсь. Надеюсь, он живет далеко отсюда, и я никогда больше не увижу его. Когда-то он мне нравился, а теперь я ненавижу его.
Джоана никогда не слышала, чтобы Керен о ком-нибудь отзывалась так резко. Она разделяла мнение Керен и тоже надеялась, что никогда больше не увидит сержанта. Он уже и так принес в дом достаточно неприятностей.
Спустя три дня Карл Мюллер вернулся, приехав на мотоцикле. Джина открыла дверь и увидела его на пороге.
— Я здесь не по работе, фру, быстро сказал он. — Керен дома?
— Если вы не по работе, то можете не заходить в дом, — ответила она. — Если Керен согласится поговорить с вами, вы можете пообщаться на улице.
На его лице появилось суровое выражение.
— Если Керен откажется выйти, я могу воспользоваться своими полномочиями.
Джина с отчаянием подумала, что враги над всем имеют власть, она боялась за девушку.
— Я скажу ей, что вы здесь.
Он остался ждать на крыльце. Он замерз, пока ехал из Алесунда, сейчас дни были совсем короткие и холодные, а вечеру становилось еще холоднее.
Раньше ему бы никогда не пришлось ждать на пороге норвежского дома. В деревне, где жила Керен, он ходил вместе с ней в школу и знал ее дом так же, как тот, в котором жила приютившая его семья. Но он всегда хотел вернуться в Германию. Там была его родина. Возможно, тогда он и хотел иммигрировать, как делали многие, но это было еще до прихода фюрера к власти, который снова сделал немцев великой нацией, способной заставить дрожать весь остальной мир.
Он резко повернул голову, когда Керен вышла из дома, и вырвавшийся теплый воздух обдал его.
— Ты не изменилась, Керен. Я сразу узнал тебя.
Выражение ее лица осталось невозмутимым.
— Чего ты хочешь?
Он мог просто ответить, что одинок, что ему хочется женского внимания и он устал от жизни в казармах.
— Я только хочу иметь возможность снова поговорить с тобой.
— О чем?
— О старых временах. Ведь мы были хорошими друзьями. Разве это не причина, чтобы пообщаться? Мне так интересно узнать о каждом, кого я знал в деревне.
— Ты бы мог написать своим приемным родителям, после того как уехал, и узнать все, что хотел.
— Я писал несколько раз, но с тех пор, как я вернулся в Германию, моя жизнь круто изменилась, и часто совсем нет времени. — Он потянулся, чтобы взять ее за руки. — Мы можем пройтись? Ты замерзнешь, стоя здесь. — Она проигнорировала его порыв, тогда он подошел ближе. — У тебя нет причин злиться на меня. Я писал тебе.
Она начала спускаться по ступенькам, но остановилась.
— Злиться? Ты думаешь, меня волнует что-нибудь из того, что ты сделал или не сделал сто лет тому назад? А вот сейчас я ненавижу тебя за то, чем ты занимаешься.
Мюллер понял, что их хорошие отношения в прошлом не станут мостиком к восстановлению дружбы.
— Ты сумасшедшая? Я не причинил тебе никакого вреда н не собираюсь это делать. И я скажу тебе, что если бы кто-нибудь другой пришел сюда вместо меня, то старый фермер из этого дома умер бы в кузове грузовика. Ты должна быть благодарна мне!
Он увидел, что выражение ее лица изменилось. Она всегда отличалась здравомыслием и не могла отрицать правду, которую он только что рассказал, хотя ее отношение к нему от этого не изменилось.
— Прежде всего, никто не должен был приходить за ним. Нельзя так обращаться с тяжелобольным человеком. Его слабое сердце могло этого не выдержать.
Он быстро ответил, не задумываясь:
— Я прекрасно знаю о его состоянии. Можешь не сомневаться в нашем докторе.
— А у меня есть сомнения по поводу того старого врача, который приходит к нему. Ты можешь рассказать, что ваш врач написал в рапорте?
Он увидел, что она очень хочет получить информацию, которую ей мог дать только он.
— Может быть, Эдвард мог бы получить какие-то другие лекарства, способные облегчить его боль. Старый доктор слишком консервативен.
Надежда вернулась к Мюллеру. Ей так не терпелось узнать то, что было известно только ему. Он решил, что она, возможно, удостоит его своим вниманием, если он все расскажет ей.
— Хорошо. У него анемия. Может быть, эта болезнь влияет на его сердце.
Она ничего не знала об этой болезни.
— Спасибо, что сказал. Я думаю, это ничего не изменит, но я все же расскажу об этом медсестре.
— Где она живет?
— Вниз по долине.
— Мы можем сходить туда прямо сейчас?
Она повела его по долине так, чтобы не видели другие жители. Она ни за что не хотела, чтобы кто-нибудь из друзей иди знакомых увидел ее в компании немецкого солдата.
— Вот видишь, я всегда хотел для тебя и твоей семьи всего самого лучшего. Но я вижу, что ты презираешь меня.
Он сделал движение, давая понять, что собирается уйти. Как он и предполагал, она окликнула его.
— Я спущусь по дороге с тобой.
Спускаясь вниз по долине, они разговаривали, вспоминая события прошлых дней. Она не могла сдержать улыбки, погрузившись в детские воспоминания.
Он остался ждать ее на дороге, когда она вошла в дом медсестры. Через десять минут она выбежала, спустившись к нему по заснеженной тропинке.
— Эта анемия лечится. Возможно, еще не совсем поздно. Медсестра готова сейчас же пойти и встретиться с доктором. Если он даст согласие, она начнет делать уколы Эдварду, а еще он должен соблюдать диету для печени, но, живя на ферме, это легко сделать. Она очень разозлилась, услышав, что старый доктор не сделал анализ крови. Подумать только! Его можно вылечить!
Он ничего не говорил и смотрел на нее жестким взглядом. Внезапно мальчишка, которого она знала, исчез, и перед ней стоял вражеский солдат.
— Это хорошие новости, — сказал он.