Мельников Геннадий
Эта старая пластинка
Геннадий МЕЛЬНИКОВ
ЭТА СТАРАЯ ПЛАСТИНКА
Большой светло-коричневый кузнечик прыгнул ему на грудь, но тотчас, затрещав сиреневыми крыльями, отскочил в сторону. Антс открыл глаза и с удивлением, свойственным первым минутам пробуждения на новом месте, увидел переплетения стеблей высоких трав, качающихся на фоне бесцветного августовского неба. Издали донесся протяжный гудок сирени.
Анна спала на боку, подложив под голову сомкнутые ладони рук, и не сразу проснулась, когда он потрепал ее за нагретое солнцем плечо.
- Вставай, Пятница, уже пора.
Она улыбнулась ему сквозь уходящий сон и, перевернувшись на спину, стала растирать затекшую руку, на которой четко отпечатался узор плетеного коврика.
- Мы с ума сошли - спать на такой жаре! - сказала, подымаясь Анна. Я даже не заметила, как уснула. Ты тоже спал?
- Да. Меня только сейчас разбудил кузнечик.
- Кузнечик?.. Ах, да! Мне самой вначале не давали покоя муравьи, но затем они куда-то ушли, и я заснула.
Анна стряхнула коврик, свернула его в рулон и затолкала в рюкзак между ластами и надувной лодкой.
С катера донесся второй гудок. Они спустились с пригорка, миновали лощину и стали вновь подыматься по заросшему сухой травой склону, вдоль которого легче было идти к пристани. По мере подъема редела трава, воздух разбавлялся, лишаясь запахов, становился прохладнее, резче. И, наконец, без всяких предупреждений открылось море. С высокого берега хорошо просматривалось каменистое дно с острыми ребрами выступающих пластов, покрытых редкими зелеными пятнами водорослей, четка выделялась граница большой глубины: там море было темнее, словно в нем отражалась грозовая туча, на отмели вода была лишена зеленоватого оттенка и казалась пресной, как в озере.
- А вот и наш "карасик", - сказала Анна.
Метрах в трехстах, сбоку выступающего в море причала, стоял небольшой прогулочный катер. На фоне серых обломков береговой осыпи он казался очень хрупким и нарядным.
- Побежим, - сказала Анна, - они, очевидно, только нас и ждут.
- Да нет, - ответил Антс, - сбор был назначен на семь часов. Смотри там еще спускаются.
С соседней невысокой вершины по узкой тропинке шли вниз три человека. Один из них сошел в сторону и стал скользить по траве.
- Все равно, побежим!
Взявшись за руки и, припадая на правый бок, они сбежали почти к самой воде. Бежать было неудобно: рюкзак сваливался с плеча, а откос покрывала жесткая трава, которая под ногами оползла, обнажая короткие корни и желтую землю. Рука у Анны была сухая и горячая.
Они вбежали на причал с третьим гудком. Катер отошел, и бухта стала медленно поворачивается вокруг невидимой оси.
Анна и Антс, облокотившись о поручни, смотрели вниз, где перемалывалось винтами прозрачное стекло воды. Тугие шары вырывались из-под кормы, лопались на поверхности и превращались в рваные кольца, тающие как дым.
Когда знаки, один на берегу, а другой высоко в горах, на самом перевале, совместились, катер изменил направление и пошел прямо в порт. Белые здания за аллеей жестких пальм поплыли им навстречу. На рейде стояло большое парусное судно. Тонкие мачты выделялись отчетливо, словно были вычерчены тушью на ватмане.
- Красивое... - задумчиво сказала Анна. - Будь моя воля, я заменила бы весь этот дизельный флот на парусный.
- А тепловозы и автомобили на лошадей? - с улыбкой спросил Антс.
- Нет, автомобили пусть остаются, да и лошади тоже. За лошадей я не боюсь: их еще несколько миллионов. А вот большие парусные суда во всем мире можно пересчитать по пальцам.
Катер толкает бортом привязанные к причалу старые автомобильные скаты и замирает. Матрос соскакивает на помост и лихо накручивает пеньковый канат на чугунные тумбы. С причала надвигают трап, и сам капитан становится у борта поддерживать под локти сходящих. Прогулка закончена.
- Куда мы еще пойдем? - спросила Анна.
- Сначала в пансионат, - ответил Антс, - избавимся от этого рюкзака, а затем в город, поужинаем.
В потоке людей, возвращающихся с пляжа, они поднялись к платановой аллее. Низкое солнце грело им в спину и просвечивало стволы деревьев. Где-то совсем близко куковала кукушка.
Вечером Анна и Антс сидели на открытой веранде небольшого ресторана, расположенного в самом конце набережной. Здесь было очень уютно и хорошо готовили. Они заняли столик у самой стенки вьющихся растений, сквозь которую просматривалась темная поверхность бухты, и доносился запах мокрых водорослей.
Когда официант принес фирменное блюдо - картофель с мясом, запеченные в небольших керамических горшочках, одно обстоятельство чуть не испортило Анне настроение на весь вечер. Антс только снял ножом подрумяненное тесто, как сквозь листву просунулась детская Рука и застыла в характерном просящем жесте, Анна увидела ее и вскрикнула: маленькая кисть со сморщенными желтовато-серыми пальцами была покрыта редкими ворсинками, которые к локтю переходили в сплошной мех. Антс спокойно протянул обе срезанные с горшочков лепешки. Рука схватила их и скрылась.
- О, боже! - перевела дух Анна. - Как я испугалась!
- Пора уже привыкнуть, - сказал Антс, разливая по бокалам сухое виноградное вино.
- А я о них, признаться, совсем забыла. И надо же додуматься до такого - попрошайничать в ресторане!
- Они больше к нам не подойдут: у них, вероятно, существует договоренность с официантами - не слишком надоедать посетителям.
Обезьяны, действительно, собрав с крайних столиков положенную им дань, удалились. В черте города они вели себя довольно прилично, но зато в горах и на не обжитых участках берега туристам приходилось туго - обезьяны тащили все, что плохо лежало. Очевидно туристов они принимали за своих сородичей.
Десять лет назад несколько обезьяньих семей сбежали из питомника в горы. Их пытались выловить, но безуспешно. Обезьяны акклиматизировались, легко переносили сравнительно теплые зимы и вскоре их поголовье значительно увеличилось. Кончилось тем, что из питомника выпустили остальных обезьян, и они стали такой же обычной деталью городского пейзажа, как воробьи и белки.
- Я теперь буду бояться спать с открытой балконной дверью, - сказала Анна.
- Но ты же знаешь, что они не лазят по домам в это время: на ночлег они подымаются в горы, а кроме того...
Молния царапнула темное небо, словно иглой по закопченному стеклу, и тотчас же рассыпчато зарокотал гром, закончив резким коротким ударом. Ливень приближался со скоростью поезда, а впереди него катил вал холодного воздуха, вертевший сухие листья, пыль, замешкавшихся птиц.
- Давайте поживее! - хмуро сказал Антс, поправляя на плече лямку теодолита.
Вадим промолчал, но пошел быстрее. Ему неудобно было нести треногу и трехметровую рейку, которая под напором ветра проявляла изрядную парусность и пыталась развернуться поперек дороги. До базы оставалось четыре километра, и они уже никак не могли успеть до начала дождя, но продолжали марафон, словно и в самом деле боялись промокнуть после такой жары. Антс злился на Вадима за то, что тот, как мальчишка, пробегал полчаса за молодым зайцем, а за это время они закончили бы трассу, и сейчас спокойно сидели бы в уютной кают-компании.