Федор молчал.
— Ты пойми, я не навязываю тебе свою дочь, — сказала Люська, вдруг тоже краснея, но от досады. Ей показалось, будто Федор не понимает ее и сердится. — Просто на всякий случай! Чтобы им было к кому обратиться! Вовсе не факт, что твоя помощь потребуется! И денег я не прошу!
— А у тебя их много, что ли? — с усмешкой спросил Федор.
— Не много, но я работаю.
— Кем же?
— Уборщицей в клубе.
— Уборщицей… — протянул Федор. — Когда ты жила со мной, ты не хотела даже готовить обед.
— Ну что сейчас вспоминать! Мало ли что раньше было! Раньше так, а сейчас так! Все переменилось! — Люська уже пожалела, что пришла, что затеяла разговор. Но действительно страшно было оставлять девочку на стариков. И брать с собой было невозможно. «Если будет читать нотации, повернусь и уйду», — решила она.
— Вот что, Мила! — вдруг твердо сказал Федор и взял ее за руку. — Ты никуда не поедешь! Нечего тебе ошиваться по тюрьмам. И мытье полов тоже работа не для тебя. Ты моя бывшая жена, не чужой человек, что, я тебя прокормить не сумею?
По сердцу у Люськи разлилось тепло благодарности. Нечасто теперь приходилось ей ощущать к себе хорошее отношение.
— Спасибо. — Она помолчала. — Но там мой муж. Я должна его поддержать, чтобы он поднялся. А то без меня, того гляди, начнет опять людей обыгрывать в карты. — Она засмеялась. — А играет он здорово! Иногда тысяч по десять домой за раз приносил!
— Ты совсем дура, что ли? — хрипло спросил ее Федор. — Хочешь, чтобы и тебя за компанию посадили?
— Пойдем еще пройдемся немножко! — сказала Люська. — Там, где я теперь живу, еще полно снега. А деревьев и не видать, все карликовые, будто кусты. — Она повернулась, показывая, что разговор окончен, пошла по обочине, девочка, выбросив завядшие одуванчики, побежала за ней. Федор, упрямо склонив голову, тоже пошел следом.
А тем временем Ира с Сергеем сидели на лавке в сарае и разглядывали веревку.
— Слушай, ведь он повеситься хотел, — сказала Ирина и с тревогой посмотрела на мужа.
Тот промолчал. А что было говорить? И так было все ясно.
— А ведь она его спасла! Если бы она не пришла, никто бы и не узнал, зачем он закрылся!
— Балка бы все равно не выдержала, обломилась. — Сергей бросил веревку в угол и полез осматривать прогнившие отломки. — Совсем сарай сгнил, надо его разбирать. А Оле пока ничего не говори. Посмотрим, с чем он вернется.
— Федор-то где? — спросила показавшаяся на пороге сарая мать. Шум во дворе разбудил и ее. Только Ольга, чья комната выходила окнами на другую сторону, спала и ничего не слышала.
— Ушел прогуляться с Люськой. Та его позвала, — ответила Ира.
— Говорила я, что она, стерва, приехала не к добру! — сверкнула глазами мать.
— Не надо тебе туда ехать! — упрямо твердил Федор, шагая за Люськой и дыша ей в затылок. — Здоровье у тебя слабое. На первое время куплю вам с дочкой квартиру, а после посмотрим. Девочке-то ведь скоро в школу идти!
— Через год! — тоненьким голоском пропищала Люськина дочка, не пропустившая ни одного слова из разговора. — Но я буду с бабушкой жить! А потом с мамой, — заявила она. — А все дядьки противные!
— Не надо об этом говорить! — одернула Люська дочку. А Федору ответила: — Я должна туда ехать. Поднять, поддержать, присмотреть, устроить… А там будет видно.
— Что-то за мной ты не очень смотрела.
— Ты в этом не нуждался. Ты большой, сильный, скучный. У тебя все по полочкам. Вон какой домино отгрохал! Но я не завидую, ты не думай. Я бы не хотела в таком большом доме жить. Да еще с твоими новыми родственниками. А за дачку еще раз спасибо. Я и сама маленькая, мне там в самый раз.
— Ну и что, что скучный! — пробасил Федор. — Зато тебе теперь весело!
Люська помолчала. Потом подняла на Федора глаза. Они были печальны, но грусть у нее всегда была мимолетна.
— Ты, Федор, скучный, но не злой! — сказала она. — Не говори так, бессмысленно упрекать меня в том, что я тебя не ценила. Если бы не ценила, сейчас бы к твоему дому не подошла.
— Ты говоришь — скучный… — Федор все никак не мог успокоиться. — Да ты знаешь, что у меня на работе творится! Там не заскучаешь! А если бы ты сейчас не подошла, то… — Федор осекся, а бывшая его жена ни о чем не спросила.
«А о чем спрашивать? — подумал Федор. — Я ее люблю, вот и все».
— Как же вы жить-то будете после отсидки? Работать ведь надо, — перевел Федор разговор на другое.
— О-о, Федя, ты за это не беспокойся. Устроимся как-нибудь! — засмеялась Люська. — У нас вон сколько народу после отсидки в парламенте заседает! Прямо будто им это на пользу идет! А ты, Федя, не думай, если, не дай Бог, — Люська постучала маленьким обветренным кулачком по чьему-то деревянному некрашеному забору, — ты туда попадешь, чем черт не шутит, я тогда тебя тоже своими заботами не оставлю! Приеду и буду тебе помогать! А ты уж сейчас, если что — подстрахуй мою дочку!
Федор молча закурил. Понял, что возражать бесполезно. Да и Люську он хорошо знал. Знал, если надумает что, — конец, все равно сделает по-своему. Он повернулся, и они пошли гуськом назад в том же порядке. Дошли до трехэтажного дома. Увидев стоящую на пороге теперешнюю Федорову тещу, Люська засмеялась, помахала рукой:
— Не бойтесь, Анна Павловна, не уведу вашего зятя! — Она взяла опять дочку за руку, сказала Федору: — Ну, прощай! — и, не поворачиваясь больше, решительно пошла по дороге. Федор чуть слышно что-то буркнул в ответ. Что-то вроде: «Я буду тебя ждать».
Оля ничего этого не узнала. Весь вечер Федор был на редкость спокоен, улыбчив. Для поддержания компании он даже рассказал парочку старых анекдотов. Все засмеялись, потому что знали: голова у Федора устроена так, что анекдотов он не запоминает. Ира с Сергеем решили ничего Оле не говорить. Веревку сожгли, а сарай быстренько разобрали. Когда же несколько дней спустя Оля случайно обнаружила в «тойоте» роскошную куклу в пестрой блестящей коробке, Федор объяснил ей, что у его сослуживца родилась дочь. И вообще стал он какой-то более веселый, раскованный, постригся короче, сменил костюм на замшевую куртку, которую носить надо было без галстука, и все домашние отметили, что ему это больше идет. С Олей он был неизменно сердечен и ласков, а в ее очередной день рождения, когда он подарил ей серьги дивной красоты, Оля с гордостью сказала матери:
— Ну вот! А ты тогда на даче испугалась какой-то там стервы!
Ира, присутствовавшая при этих словах, опустила глаза и отошла в сторону.
А Федор теперь, когда бывал на даче, неизменно заходил к Люськиным старикам, разговаривал с девочкой, покупал обновки. А когда подходил к окну, то всегда смотрел на две вербы у соседского забора, одну большую, а другую маленькую, и почему-то вспоминал, как Люська говорила, что не забудет его, если его тоже посадят. Он улыбался чему-то своему, хмыкал, пожимал плечами, крутил головой, и на сердце у него тогда становилось теплее.
Февраль 2002 г.