— Ещё одна? А почему мне не сообщил? — Это было очень странно, и голос Патрика звучал странно.
— Оставайся на месте и дождись копов, — бухнул приятель и выключил рацию.
Нет, всё это определённо было весьма странно и непонятно.
Он бегом добрался до второго этажа в левом крыле. Заметил отблески фонаря и шагнул туда, как вдруг из бывшей палаты вышел Патрик. Увидел напарника и перегородил ему дорогу.
— Не ходи туда, Хотчнер. — Выражение лица его было угрюмым и обречённо тоскливым.
— Почему?
— Просто не ходи. Не надо, Хотчнер, — с мольбой в голосе попросил Патрик.
Аарон всмотрелся в его лицо, но приятель прятал взгляд и топтался на пороге, не давая пройти внутрь.
— Что там? — Его начало потряхивать от напряжения неизвестности и смутного предчувствия чего-то очень плохого и страшного. — Скажи мне, Патрик. Что там?! Не молчи!
— Мне жаль, Хотчнер…
Отпихнув его в сторону, Аарон ворвался в комнату, и его парализовало от увиденного. Кровавое «Очнись!» во всю стену, и безжизненное тело на полу — тонкие руки, стеклянный взгляд серых глаз, испачканные, слипшиеся от крови пряди роскошных чёрных волос…
— Сочувствую, — раздался за спиной голос Патрика.
— Нет, это не она, — не в силах перестать смотреть, прошептал он. — Алана сейчас дома. Она дома, Патрик. Это не она. Не она!
Суини выволок его — несопротивляющегося, оглушённого — в коридор, а он всё повторял:
— Это не она. Не может быть она. Это не Алана.
И Патрику Суини, который в жизни никого и ничего не боялся, стало страшно от сбивчивого, надрывного его шепота, отрицающего очевидное и непоправимое.
========== 7 ==========
Когда раздался стук в дверь, он даже не пошевелился. Сигарета в пальцах медленно дотлела, и он бросил её в кружку с давно и безнадёжно остывшим кофе. Алана всегда ругала эту его мерзкую привычку, и, чтобы не расстраивать её, он следил за собой и тушил окурки в пепельнице, как поступают все нормальные люди. Но Аланы больше нет. Она уже никогда не заворчит, что от кислого запаха никотина кружку невозможно отмыть. Хотя это, конечно, не было правдой. Кружки прекрасно отмывались и едва заметно пахли хвоей средства для мытья посуды. Он бы всё отдал, лишь бы вновь услышать её негодующее: «Аарон, сколько раз тебя просить!» — и угрозу вылить содержимое ему на голову. Если бы он только мог… Или если бы кто-нибудь, неважно кто, просто намекнул, что он может поменяться с ней местами, он бы согласился, не задумываясь о последствиях. Даже если бы этот намёк нёс в себе обещание вечных мук. Какая ему разница теперь? Его уже терзали чувство вины, беспомощности и собственного бессилия что-либо изменить и исправить. И он прекрасно понимал отчаянную боль Хотчнера из своих снов, но с ним хотя бы оставался его сын, как светлая память об утрате, а его жизнь, жизнь реального Аарона Хотчнера, опустела. В один миг рухнула в бездну слепой тоски, пустоты и чёрного одиночества.
В дверь снова постучали. Правый бок стрельнул злой болью. Он закурил новую сигарету и не сдвинулся с места.
— Хотчнер, я знаю, что ты дома! — громыхнул из коридора голос Патрика. — Открывай!
Он промолчал. Последнее, что он сказал Алане, вернее, спросил: «Ты испечёшь мне блинчиков на завтрак?» — и она солнечно рассмеялась. В гулкой тишине осиротевшей квартиры он словно бы услышал её хрустальный смех, и ему показалось, что его щеки коснулись её тёплые губы. Внезапно он понял, что вряд ли когда-нибудь снова захочет блинов.
— Хотчнер, открывай! Я высажу чёртову дверь! — рявкнул Патрик и в доказательство грохнул кулаком по хлипкому дереву.
Совершив усилие, Аарон заставил себя встать и повернуть ключ в замке.
— Чего тебе? — Вопрос прозвучал тускло и безжизненно.
— Пришёл проверить, как ты. Тебе нельзя сейчас быть одному.
Патрик оттёр его плечом, что было вовсе не сложно, и вошёл. В бумажном пакете, который он сжимал в руке, красноречиво звякнуло.
— Стряс с Бэйкера отгул. Ребята меня поддержали. — Патрик залез в холодильник. — Хотчнер, ты когда в последний раз ел? У тебя шаром покати.
Он не ответил.
— Надежда лишь на себя — преимущество жизни холостяка. Встряхнись, Хотчнер! Будь мужиком, возьми себя в руки и наведи порядок в этом бардаке, — Патрик ткнул пальцем в гостиную. — Сгоняю в магазин. Ты как знаешь, а я вот не привык пить на голодный желудок.
Вновь оставшись в одиночестве, Аарон обвёл комнату невидящим взглядом. И правда, бардак. Если бы Алана увидела, во что он превратил их гостиную, непременно устроила бы скандал. Она любит чистоту и порядок. Любила… Их квартира была маленькой, однако уютной и опрятной, а сейчас выглядела оскорблением её заботливой хозяйке, которая никогда сюда не вернётся. Никогда не вернётся… Он попытался осознать эту мысль, но не смог. И на смену тоске пришла ярость. Он взъярился на себя, на весь этот грёбаный равнодушный мир, которому не было никакого дела, что красавица Алана Мюррей больше не украшает собой его убогую серость. Она была центром его ничтожной вселенной, где вместо звезды отныне зияла чёрная дыра, потому что он, долбаный неудачник, не защитил своё сокровище!
Мысль об этом привела его в ещё большую ярость. Полыхая от ненависти ко всему свету и в первую очередь к самому себе, он со злобным остервенением принялся за уборку. Должно быть, вспышка агрессии придала ему сил, потому что когда приятель вернулся, то аж присвистнул от удивления — и гостиная, и кухня сияли чистотой. Однако злость вспыхнула и перегорела, и теперь ему хотелось, чтобы его оставили в покое, но Патрик так не думал. Здоровяка Суини тревожила апатичная вялость друга. Он не верил, что, поддавшись безотчётной тоске, Хотчнер может попытаться наложить на себя руки, но и рисковать не планировал. Игнорируя тихие просьбы Аарона уйти и дать ему побыть в одиночестве, Патрик соорудил нечто, очень отдалённо напоминающее вок, насильно накормил друга и только после этого скрутил пробку с бутылки джина.
— Меня копы вызывали, — разлив пахший терпким можжевельником алкоголь в два стакана, сообщил он. — И тебя, между прочим, тоже. Этот, как его, Смит всё спрашивал, какого хрена ты не берёшь трубку. Я ему доходчиво объяснил, что не стоить тебя мурыжить. Ты же ничего не видел. Алану нашёл я. Только они, ублюдки, естественно, не отвяжутся.
— Почему он убил мою Алану, Патрик? Она не домохозяйка и моложе остальных жертв, — бесцветно, путая прошлое и настоящее, спросил он. — Так почему он убил её? И почему не добил меня? Лучше бы добил…
— Завязывай, Хотчнер! Выпей. Станет легче.
— Для кого легче?..
Удивительно, но после четвёртой порции джина его немного отпустило. И он рассказал Патрику, как познакомился с Аланой:
— И вот наелся я тех блинчиков и твёрдо сказал официантке, что не уйду, пока не увижу, кто их сотворил. Громко сказал, — говорил он заплетающимся языком. — И тут выходит она. Наверное, услышала мой голос. Боже, такая красивая!.. И спрашивает: «Какие претензии? Пусть в лицо мне скажет». А я, честное слово, Патрик, дар речи потерял. Смотрел на неё и улыбался, как конченый идиот.
— Это ты умеешь, — поддакнул приятель и икнул.
— Ума не приложу, как я тогда набрался смелости и решился предложить подвезти её домой.
— Ты что, весь день у кафе проторчал? Я всегда знал, что ты с приветом.
— Ради неё я готов был на всё. — В груди заныло с такой силой, что в глазах потемнело. — Почему же я не защитил её?