Хотя простым этот путь назвать нельзя ни при каких обстоятельствах. Но, перефразируя известную поговорку, простыми решениями вымощена дорога в ад.
С чего всё началось
Обучение в медицинской академии – это тяжёлый труд. Впрочем, как и в любом серьёзном и основательном обучении действительно научной, применимой и важной дисциплины.
В медицину идут люди, желающие помогать людям. В большинстве случаев это желание сильнее желания иметь деньги и строить карьеру. Медицина – это помощь. Это, если так можно выразиться, – искусство помогать людям.
Студенты специальности «психиатрия» имеют то же намерение – помогать людям. И именно для этого они учатся почти десять лет в одних из самых сложных с точки зрения учёбы вузах, и, ради того, чтобы помогать, они идут работать в психиатрические больницы, на копеечные зарплаты, в тяжелейшие условия работы.
Наш первый зачёт в медицинской академии был уже через три дня после начала занятий. Это был зачёт по строению позвоночника. И студент, который всего три дня как учится на врача, должен знать все ямки, канавки, соединения, особенности строения тех или иных позвонков, все места, где проходят кровеносные сосуды. Причём, друзья мои, никому не интересно, что вы знаете это по-русски. Зачёт сдаётся на латыни. Вы должны объяснить строение позвоночника используя исключительно латинские названия. И не ждите, что дальше будет легче.
Именно поэтому, когда в конце обучения вы получаете высокое звание «ВРАЧ», то вы понимаете, что вы тяжким трудом заработали это звание. А также и то, что на вас теперь лежит большая ответственность в том, чтобы быть эффективными в деле помощи людям.
Вы идёте работать в психиатрическую больницу, и тут…
Большое количество пациентов. Многие уже по двадцать, по тридцать лет регулярно попадают в острый блок с рецидивами психозов. Никому не становится лучше. Никому не становится легче. Никто не выздоровел. Никто не избавился от психоза. Никто не стал адекватным, не вернулся в общество нормальным человеком.
Есть стойкое ощущение, что психиатрическая больница лишь вид тюрьмы для людей со странным или неприемлемым поведением. И это единственная её функция.
Название «больница», белые халаты, кареты «Скорой помощи» – всё это некий фетиш, придающий некоторый смягчающий и добрый вид месту безысходности.
Я пришла в свой первый рабочий день, первого августа 1996 года, в психиатрическую больницу с самыми радужными мечтами и надеждами. Я думала, что я стану лучшим врачом. Что, несмотря на усилия и тяжелый труд, я смогу помочь своим пациентам. Здоровые и счастливые люди будут с благодарностью покидать отделение. Ведь в этом и есть счастье – быть эффективным в помощи людям!
Но яркий летний солнечный день исчез внутри отделения психиатрической больницы.
Двери мне открыл охранник. Старшая медсестра выдала мне белый халат, на три размера больше моего, и выдала квадратный ключ, похожий на те, которыми пользуются вагоновожатые в трамваях и проводники в поездах. Коридор отделения был абсолютно пустым. Все двери в палаты были наглухо заперты.
Я со своим намерением помогать и желанием вдохнуть жизнь в это угрюмое место открыла первую дверь, вошла внутрь и поздоровалась со всеми. Я просто сказала громко и радостно: «Здравствуйте!».
Откуда-то из полумрака палаты, еле передвигая ноги, шаркающей походкой, вышла женщина. На самом деле в ней невозможно было узнать женщину, поскольку у неё практически отсутствовали волосы, у неё не было зубов и она была очень худой.
Глухим, и совершенно безжизненным голосом она спросила:
– Что вы делаете?
– Я здороваюсь с вами, – ответила я.
– С нами никто никогда не здоровается.
С этими словами она развернулась и «растворилась» во мраке психиатрической палаты.
Вот тебе и первый рабочий день. Из яркого солнечного дня в холодный мрак сырого склепа.
Я узнала позже, что эта женщина была главным конструктором одного из уральских заводов. Её сдала в психушку дочь.
В областной психиатрической больнице ей делали электрошок – совершенно варварскую процедуру, выжигающую мозговую ткань, которая делает человека безвольным и слабоумным.
Я видела стопку карточек с записью её истории болезни, в полметра высотой. И ей ничто не помогло. Или, можно сказать по-другому – ей ничем не помогли. Всё становилось только хуже и хуже и хуже.