- Андрей Сергеевич, возьмите у него пистолет и фонарик, скомандовал Кудояров. - Ну, быстрей, пошли.
Пленники один за другим двинулись к выходу и оказались в узком коридоре, где идти можно было только гуськом.
Фонарик пришелся очень кстати: беглецам пришлось спускаться по длинному ходу с наклоном в 45 градусов.
В конце хода забрезжило слабое голубое сияние.
- Сейчас вы увидите человека, - сказал через плечо Козлов шедшему за ним Кудоярову, - который является вроде бы последним хранителем жреческих тайн. Он - вроде свой; понимает, что я не из "нибелунгов". Только не удивляйтесь ничему.
Беглецы оказались в покое, стены которого были отделаны пластинками из слоновой кости. Посредине на невысоком помосте стоял саркофаг из того же материала. Светильник в виде шара на точеном столбике излучал ровный голубоватый свет.
Увидев Козлова, хранитель поднялся со скамеечки в изголовье саркофага и приветствовал вошедших, подняв раскрытые ладони на уровень плеч. Беглецы догадались сделать то же, индеец заулыбался. "Караязиджи" знаками объяснил ему - свои, мол, хорошие люди, даже похлопал Кудоярова по плечу,
Это был нестарый индеец в длинном хитоне цвета той же слоновой кости с очень смуглым выразительным лицом и длинными волосами цвета воронова крыла. И было в этом облике нечто, роднившее его с изображениями людей на фресках.
Козлов показал на саркофаг и вопросительно взглянул на индейца. Тот кивнул головой и поднял крышку саркофага. Там лежало тело, покрытое тканью из тонких пурпуровых и золотых нитей. Маска из оникса скрывала лицо мумии.
Прислонив крышку к саркофагу, индеец снял покров и маску. Беглецы увидели человека гигантского роста, обнаженного, в одной набедренной повязке, подлинного орлиноголового. Никто не знал, вероятно, даже сам хранитель, сколько времени лежит здесь вождь или верховный жрец исчезнувшей расы. Но тело, набальзамированное, может быть, тысячи лет назад, сохранилось идеально, впечатление было такое, что человек спит. Кожа на лице и теле - гладкая и глянцевитая, сохранила свой естественный вид, в сиянии светильника голубовато-золотистый. Несомненно было одно - перед Кудояровым и его товарищами был не восковой муляж, а настоящая плоть, только не мертвая и не живая. И у всех мелькнула одна и та же дерзновенная мысль: возможно, он и в самом деле спит, находясь в состоянии, подобном анабиозу?
И тут произошло невероятное: человек в саркофаге открыл свои круглые глаза. Глазные яблоки были золотые, а вместо зрачков вставлены сапфиры. Даже Кудояров, отличавшийся завидным самообладанием, ошеломленный отступил на шаг.
Но вот веки мумии опустились, хранитель накинул на тело покров, водрузил на место маску и закрыл саркофаг.
Никто не в силах был произнести ни слова. Наконец, Кудояров поднял голову и заметил в стене нишу с полками, уставленную цилиндрическими роликами. Он подошел и взял один из них. Это была, вне сомнения, рукопись, выполненная очень четкими, но непонятными знаками, на каком-то незнакомом, прочном и тонком материале, отдаленно напоминающем кинопленку.
- Черт возьми, библиотека! - молниеносно пронеслось в голове. - Какое сокровище, какой ключ к тайнам веков! Да, любого археолога хватит кондрашка, заполучи он в руки хоть один такой цилиндрик. Но - какая жалость! - задерживаться дальше невозможно. Козлов уже трогал его за плечо: пора, пора! Индеец приблизился к начальнику экспедиции и пристально поглядел на него. Потом снял с пальца кольцо и протянул ему.
- Возьмите, Евгений Максимович, - шепнул Козлов. - Это он неспроста дает, значит - пригодится.
Кудояров поклоном поблагодарил хранителя и надел кольцо. Индеец подошел к стене, надавил одну из пластинок, и стена раздвинулась. Беглецы вступили в узенький проход и пошли вперед, задевая плечами за стены. Вскоре коридор кончился, и шедший последним Фомин ощутил, как за его спиной опустилась каменная глыба. Дальше шел лаз, запахло сырой почвой. Беглецы ползли на четвереньках, то и дело чувствуя, как на головы и спины сыпятся комья земли.
Наконец Козлов сказал: "на выходе". Выход вывел в какой-то цепкий кустарник и над головами беглецов оказалось звездное небо.
- Фонарик пока не зажигайте, Евгений Максимович, держитесь за меня, а остальные друг за друга, - шептал Козлов.
Бетонная дорожка оказалась в нескольких шагах.
- Теперь - бегом! Нужно как можно скорее сесть на глиссер и опередить ураган.
И вдруг звезды исчезли, как будто незримая метла одним махом смела их с небосвода. Беглецы очутились в непроглядной тьме. Провыла в колонии сирена, и наступила зловещая тишина. Сельва чувствовала приближение урагана, все живое стремилось спрятаться, укрыться, уйти в норы, дупла и ямы. Ураган притаился, как тигр, готовый к прыжку. Дышать стало тяжело.
- Идет! Она идет! - эта зловещая весть передается в колонии из уст в уста.
Эфир заполнен трескотней морзянки: тире-тире-тире, три буквы "Т".
Берегитесь, люди!
Она родилась в Тихом океане, где-то близ Галапагосских островов и на крыльях ветра понеслась в опустошительный набег к берегам Южной Америки.
...А она, уже нареченная женским именем "Жанна". продолжает свой страшный истребительный путь...
Она несется вперед, набирая силу, достигает берега, сотрясает чащобу, деревья валятся с грохотом и треском.
Беглецы ощущают на себе прежде всего силу ветра. Он то и дело валит их с ног, стремится оторвать их друг от друга, разъединить. Стараясь перекричать шум ветра, Кудояров велит людям ни в коем случае не терять бетонной дорожки. Когда ветер достигает апогея, он приказывает лечь и зарыть лицо в землю, чтобы найти в почве воздух для дыхания и не быть задушенным. Воздух уже не текуч, это почти твердая материя, способная наносить страшные удары. Предметы, не закрепленные на земле, превращаются в метательные снаряды.
Но вот "Жанна" разражается ужасающим ливнем. Всего несколько часов назад Кудояров и его товарищи страстно мечтали о глотке пресной воды. Теперь этой воды на них низвергается целая Ниагара, и беглецам угрожает вполне реальная опасность захлебнуться.
"Жанна" достигает колонии и начинает крушить все на своем пути. Молнии следуют одна за другой, почти без перерыва, и одна из них ударяет в лабораторию.
- Смотрите! - кричит Андрис и указывает на столб пламени, взметнувшийся к небесам. Вслед за взрывом запылали бараки. Один из них, охваченный огнем, поднят целиком на воздух и превращается в самолет. Распадаясь на части, он сбрасывает вместо бомбы стиральную машину.
Колонисты, уже видевшие подобные феерии, укрылись в подвалах. Но некоторые новички, не вняв предупреждению, оказываются на улице. Ветер разносит крыши в клочья. Куски шифера, сорванные с крыш, носятся в воздухе и наносят раны, ужасный, как удар топора мясника. Одной женщине обломком шифера, как ножом гильотины, сносит голову. Все это напоминает кораблекрушение на суше.
Доктор Альберих сидит в холле своего замка, считая его неприступной крепостью от людей и стихии. Но он не учитывает ярости "Жанны", циклона, редкостного по мощи. Это как бы гигантская турбина, которая вырвалась из космоса и свалилась на колонию, вращаясь и сметая все, что попадается на пути.
Гаснет электричество. Альберих зовет на помощь - у него отнялись ноги. Но слуга не приходит на зов, каждый заботится только о собственном спасении.
С треском вылетает из рамы витраж, выдавленный воздухом, портрет фюрера разлетается на мелкие осколки. Обломки каменных блоков носятся по воздуху. Один из них, как снаряд, обрушивает башню замка.
А на просеке беглецы, цепляясь друг за друга, задыхающиеся и захлебывающиеся, вынужденные то и дело перелезать через стволы поваленных деревьев, продолжают пробиваться к затону.
И вдруг ветер и ливень стихают, наступает тишина: повинуясь внезапному капризу, "Жанна" стремительно унеслась дальше. Беглецы останавливаются и в полном изнеможении переводят дух.
Внезапно раздается треск - это свалилось еще одно дерево. Затем - отчаянный вопль Фомина: "Козлова придавило!"